Онлайн книга «Абсолютно неожиданные истории»
Высшие слои общества 500 лет Землевладельцы 600-1000 лет Ступившие на Путь Посвящения 1500–2000 лет Луиза заглянула в другую книгу, чтобы узнать, как давно Лист умер. Там говорилось, что он умер в Байрейте в 1886 году. Шестьдесят семь лет назад. Значит, по мистеру Уиллису, он должен был быть неквалифицированным рабочим, чтобы так скоро возвратиться. Но это не укладывалось ни в какие рамки. С другой стороны, она была не очень-то высокого мнения о методах классификации автора. Согласно ему, землевладельцы едва ли не лучше всех на земле. Красные куртки, прощальные кубки и кровавое, садистское убийство лисы. Нет, подумала она, это несправедливо. Она с удовольствием поймала себя на том, что начинает не доверять мистеру Уиллису. Дальше в книге она обнаружила список наиболее известных случаев перевоплощения. Эпиктет, узнала она, вернулся на землю как Ральф Уолдо Эмерсон. Цицерон — как Гладстон, Альфред Великий — как королева Виктория, Вильгельм Завоеватель — как лорд Китченер. Ашока Вардана, король Индии в 272 году до нашей эры, перевоплотился в полковника Генри Стила Олкотта, высокочтимого американского юриста. Пифагор вернулся как магистр Кут Хооми это он основал Теософское общество с г-жой Блаватской и полковником Г. С. Олкоттом (высокочтимый американский юрист, он же Ашока Вардана, король Индии). Там не говорилось, кем была г-жа Блаватская. А вот «Теодор Рузвельт, — сообщалось дальше, — в ряде перевоплощений играл значительную роль в качестве лидера… От него пошла королевская линия древней Халдеи; Эго, которого мы знаем как Цезаря, ставший затем правителем Персии, назначил его губернатором Халдеи… Рузвельт и Цезарь неоднократно были вместе как военные и административные руководители; одно время, много тысяч лет назад, они были мужем и женой…» Луиза все поняла. Мистер Ф. Милтон Уиллис — обыкновенный гадальщик. Его догматические утверждения весьма сомнительны. Может, он и на правильном пути, но его высказывания — особенно первое, насчет животных — нелепы. Она надеялась, что скоро собьет с толку все Теософское общество доказательством того, что человек и вправду может перевоплотиться в низшее животное. И вовсе не обязательно быть неквалифицированным рабочим, чтобы возвратиться на землю через сто лет. Теперь она обратилась к биографии Листа. Ее муж как раз вернулся из сада. — Чем это ты тут занимаешься? — спросил он. — Да так… кое-что уточняю. Послушай, мой дорогой, ты знал, что Теодор Рузвельт был когда-то женой Цезаря? — Луиза, — сказал он, — послушай, не пора ли нам прекратить все эти глупости? Мне бы не хотелось видеть, как ты строишь из себя дуру. Дай-ка мне этого чертова кота, я сам отнесу его в полицию. Луиза, похоже, не слышала его. Раскрыв рот, она с изумлением смотрела на портрет Листа в книге, которая лежала у рее на коленях. — Господи помилуй! — вскричала она. — Эдвард, смотри! — Что там еще? — Смотри! У него на лице бородавки! А я ведь о них совсем забыла! У него на лице были бородавки, и об этом все знали. Даже его студенты отращивали на своих лицах пучки волос в тех же местах, чтобы быть похожими на него. — А какое отношение это имеет к коту? — Никакого. То есть студенты не имеют. А вот бородавки имеют. — О Господи! — воскликнул Эдвард. — О Господи, всемогущий Боже. — У кота тоже есть бородавки! Смотри, сейчас я тебе покажу. Она посадила кота себе на колени и принялась рассматривать его морду. — Вот! Вот одна! Вот еще одна! Погоди минутку! Я уверена, что они у него в тех же местах! Где портрет? Это был известный портрет композитора в преклонном возрасте — красивое крупное лицо, обрамленное ворохом длинных седых волос, закрывавших уши и половину шеи. На лице была добросовестно воспроизведена каждая большая бородавка, а всего их было пять. — На портрете одна бородавка как раз над правой бровью. — Луиза пощупала правое надбровие кота. — Да! Она там! В том же самом месте! А другая — слева, выше носа. И эта тут же! А еще одна — под ней, на щеке. А две — довольно близко друг от друга, под подбородком справа. Эдвард! Эдвард! Посмотри же! Это те же самые бородавки. — Это ничего не доказывает. Она посмотрела на мужа, который стоял посреди комнаты в своем зеленом свитере и брюках цвета хаки. Он все еще обильно потел. — Ты боишься. Правда, Эдвард? Боишься потерять свое драгоценное достоинство и показаться смешным. — Просто я не желаю впадать из-за всего этого в истерику, вот и все. Луиза взяла книгу и продолжила чтение. — Вот что любопытно, — сказала она. — Здесь говорится, что Лист любил все сочинения Шопена, кроме одного — скерцо си минор. Кажется, он эту вещь терпеть не мог. Он называл ее «скерцо гувернантки» и говорил, что она должна быть адресована только гувернанткам. — Ну и что с того? — Эдвард, послушай. Поскольку ты продолжаешь стоять на своем, я вот как поступлю. Сыграю-ка я прямо сейчас это скерцо, а ты можешь оставаться здесь, и мы посмотрим, что будет. — А потом, может, ты снизойдешь до того, чтобы приготовить нам ужин? Луиза поднялась и взяла с полки зеленый альбом с произведениями Шопена. — Вот здесь. Ну да, я помню его. Это скерцо и правда ужасное. Теперь слушай. Нет, лучше смотри. Смотри, как он будет себя вести. Она поставила ноты на рояль и села. Муж остался стоять. Он держал руки в карманах, а сигарету во рту и, сам того не желая, смотрел на кота, который дремал на диване. Едва Луиза начала играть, как эффект оказался потрясающим. Кот подскочил точно ужаленный, с минуту стоял недвижимо, навострив уши и дрожа всем телом. Затем забеспокоился и стал ходить туда-сюда по дивану. Наконец, он спрыгнул на пол и, высоко задрав нос и хвост, величественно вышел из комнаты. — Ну что! — возликовала Луиза, поднимаясь со стула и выбегая за котом. — Это же все доказывает! Разве не так? Она принесла кота и снова положила на диван. Лицо ее горело от возбуждения, она стиснула пальцы так сильно, что они побелели, а узелок у нее на голове распустился, и волосы с одной стороны рассыпались. — Ну так как, Эдвард? Что ты думаешь? — спросила она, нервно смеясь. — Должен сказать, довольно забавно. — Забавно! Мой дорогой Эдвард, это нечто удивительное! О господи! — вскричала она, снова беря кота на руки и прижимая его к груди. — Разве не замечательно думать о том, что у нас в доме живет Ференц Лист? — Послушай, Луиза. Не впадай в истерику. — Ничего не могу с собой поделать, не могу. А представь только, что он всегда будет жить с нами! — Прости, что ты сказала? — О Эдвард! Я так волнуюсь… А знаешь… Всем музыкантам на свете наверняка захочется встретиться с ним и порасспрашивать его о людях, которых он знал, — о Бетховене, Шопене, Шуберте… |