
Онлайн книга «А жизнь продолжается»
— Я не смеялся и не плакал, но я в отчаянии. Первым делом я выпил виски с содовой водой в гостинице у Вендта, а так как это не помогло, то я прибегнул к средству, о котором слыхал давно: я выпил вдвойне. И потом пошёл сюда. — А что вам здесь надо? — спросила фру. Хольм: — Вы спрашиваете об этом человека, который положил голову на плаху?! — Ха-ха-ха! А разве вы не можете послать к вдове лаборанта и запретить ей приносить вам постельное бельё? Хольм: — Пожалуй, я мог бы это сделать. Но как раз сейчас я засадил лаборанта за пасьянс, который никак не выходил у меня. Это отнимет у него весь день. — Вы, верно, все пьяные в этой вашей аптеке, — сказала фру. — Кроме фармацевта. Да и вообще никто не пьян. Но если пасьянс упорно не желает выходить, то приходится его перекладывать и перекладывать без конца. Это настоящее наказание; иногда бывает, что бьёт четыре часа ночи, а вы всё сидите и раскладываете. Вообще этот год был крайне тяжёлый в отношении пасьянсов. — Пасьянсы! — с презрением сказала фру. Хольм: — Да, но у меня есть ещё и кошка. — Кошка? Фу, гадость! — Нехорошо так говорить, фру. Кошка эта живёт у меня уже несколько лет, и я не нахожу, чтобы она оказывала на меня дурное влияние. — Вы шут гороховый! А вдова ваша придёт, значит, с постелью завтра? — Нет, к счастью, она этого не сделает, — ответил Хольм. — Всё это я выдумал, чтобы казаться интересным. И вы этому не верьте. Но вдова Солмунда прямо-таки виснет на мне, была и в аптеке, и я никогда не разделаюсь с ней из-за нехватки платьев у неё и у детей. Это всё правда. — Поэтому вы и пришли ко мне? У меня тоже немногим больше того, что на мне. Хольм: — У меня также. Да, но у меня идея, то есть я хочу сказать, что меня осенило свыше: вдова Солмунда и её дети, без сомнения, раздеты, и теперь осенью им слишком холодно в ситцевых платьях. Не устроить ли нам что-нибудь вроде вечера в их пользу? — Пожалуй, можно устроить, — сказала фру. Хольм развил свою мысль: почтмейстерша будет играть, он сам побренчит на гитаре, Гина из Рутена будет петь, а Карел из Рутена споёт под аккомпанемент гармоники. Впрочем, не так важно, какая будет программа, главное — заполучить публику; а Хольм был уверен, что публика соберётся. Придётся снять, конечно, самое большое и лучшее помещение в городе — кино. Они стали составлять план. Хольм решил взять на себя все хлопоты по устройству. Теперь публика: прежде всего все консульские, весь дом и лавка, потом семья доктора, семья священника, ленсмана, окружного судьи, почтмейстер с женой, Голова-трубой с женой, телеграфисты, учителя, — сколько всего? Затем торговцы из лавчонок, дорожные рабочие, шкипер Ольсен с семьёй, вся гостиница с обслуживающим персоналом и, может быть, гости, — ну, и все деревенские. «Сегельфосские известия» напечатают шикарное воззвание; билет будет стоить крону, валовой сбор... Сколько у нас вышло? — Пятьдесят человек, — подсчитала фру. Хольм: — Сто, тысяча! — Начинает пересчитывать: — Голова-трубой — двое... Фру умоляющим голосом: — Не надо! Молчание. Они перешли на болтовню о личных делах, и часто нельзя было понять, шутят ли они, или говорят серьёзно. Они оба были одинаково двусмысленны в этом хитросплетении из шуток, полуобманов, остроумия и флирта. Удивительно, что они так долго играли огнём и не доигрались до пожара. Но они даже и не остерегались огня: всё это были лишь одни упражнения, они не загорались. Хольм: — Вы сказали, горная дорога... — Не хотите ли стакан портвейна? — спросила она. — Вы очень заинтересованы в том, что я сейчас открою вам. — Да, я слыхала, будто вы собираетесь погубить себя. — Неужели? Я не знаю, собираюсь ли я погубить себя. Но раз уж между вами и мною всё кончено... — Разве кончено? — спросила фру. — Да, бедная вы! — А как же устроилось ваше дело с Марной? — спросила она. — С Марной? — повторил Хольм и задумался. — Нет, там я не имел успеха. — Вероятно, вы недостаточно старались. — Нет, очень старался. Я даже делал пробор на затылке, — Подумайте! И всё-таки ничего не вышло. — Трагедия! — сказал Хольм. — И эта дама уехала теперь в Будё, чтобы ухаживать там за дорожным рабочим, который лежит в больнице. — Из христианской любви. — Нет, из противоположных побуждений, насколько я слышал. — А что же противоположно христианской любви? — Мирская любовь, я думаю. Та самая мирская любовь, которую я испытывал к вам, пока всё между нами не кончилось. Фру: — Раз кончилось, так уж теперь ничего не поделаешь. Но вы пришли к этому решению без меня, аптекарь Хольм. — Это чёрт знает что! — сказал аптекарь. — Неужели я поступил опрометчиво? — Уж не знаю, — отвечала фру. — Вы сказали однажды, что вы предпочитаете мне вашего мужа. — Ещё бы, конечно, предпочитаю! — Вот видите! И потом, на что бы мы стали существовать? — А разве аптеки не хватает? — Нет, — сказал Хольм и покачал головой. — На что же вы живёте теперь? Хольм вынул из жилетного кармана чек, повертел им в воздухе и сказал: — На что я живу теперь? Отчасти на такие бумажки. Иными словами — на подкрепления из отчего дома. — Которые прекратятся, когда вы женитесь? — Дорогая моя, может быть, и не прекратятся, а наоборот, увеличатся. Но с моей стороны несколько подло продолжать принимать их. Вы не находите? — Да, но на что будете вы жить с... я хочу сказать: когда вы женитесь на... — О, с ней это совсем другое дело! Мы уже говорили об этом. Она молодец. Во-первых, у неё опыт, а во-вторых, она такая от рождения. Чудесный человек, скажу я вам. — Вы влюблены? — Больше того: я люблю её. И кроме того, ведь надо же когда-нибудь жениться. — Она согласна? — Да. После непродолжительного молчания фру говорит осторожно: — Но всё-таки, подумали ли вы обо всём, вместе взятом? По-моему, вы всё-таки губите себя. — О чём — вместе взятом, фру? — Если вы не рассердитесь на меня, то я скажу, пожалуй. Об её отношениях. Вы поняли меня? Хольм сделал руками отстраняющий жест: — У меня нет буржуазных предрассудков, если вы целитесь в этом направлении. — Я не целюсь ни в каком направлении, — отвечает фру. — Мне вы не нужны. Но ваш случай является для меня загадкой. Каким образом вообще началась вся эта ваша история с ней? |