Книга А жизнь продолжается, страница 94 – Кнут Гамсун

— Да, да, мы никогда ничего подобного не слыхали.

И тут старики, стараясь поддержать его, хвалили вовсю, но это как будто бы мало действовало на дочь. Корнелия сидела и как ни в чём не бывало снимала соломинки, приставшие к нарядной куртке Гендрика.

— О, это пустяки в сравнении с тем, как я играю на рояле! — сказал Август. — Потому что тогда я играю только по нотам.

— Да, так-то оно бывает, когда человек — музыкальный гений! — поддакнул Тобиас.

Август продолжал:

— Если бы я не ходил по ночам, не размышлял бы и голова бы моя не была полна дел, я бы мог играть на рояле каждое утро.

— Вы не спите по ночам? — спросил Тобиас.

— Нет, редко. Я ведь говорил тебе, Корнелия, как обстоит со мной дело.

Она вздрогнула, словно ужаленная.

— Этого я не помню, — сказала она. — Ну, пойдём, Гендрик, поддержи меня ещё немного. Тогда я смогу сказать, что почти что выучилась.

Ну и сумасшедшая же! В такой момент учиться езде на велосипеде! Неужели же она не могла быть серьёзной хоть немного?

— Гм! — сказал Август и протянул руку по направлению к Гендрику. — Подай-ка сюда бумаги, относящиеся к твоим последним покупкам.

Гендрик стал ощупывать карманы своей новой куртки, в одном из карманов нашёл бумаги и разложил их. Август надел пенсне, просмотрел их, выписал цифры и подвёл итог. Потом он опять протянул руку и потребовал деньги, отчёт. Тогда Гендрик вынул и развернул пакет из серой бумаги: деньги тоже были в порядке. Корнелия напряжённо следила за происходившим. Август пересчитал ассигнации.

— Да, тут есть ещё и мелочь, — сказал Гендрик и схватился за карман штанов.

— Ерунда! — сказал Август. — В делах мне мелочь не нужна. А вот тебе твоё жалованье, пересчитай!

Гендрик: — Но ведь я же получил его, когда начал работать.

— Тебе сказано: пересчитай!

Вот как нужно было поступать с ними: приказывать — и всё тут! Но Гендрик был все-таки симпатичный малый, и когда он протянул руку, чтобы поблагодарить, Августу стало даже жалко Гендрика. Теперь, когда он лишится своей должности уполномоченного и своего заработка, Беньямин из Северной деревни опять возьмёт над ним перевес; Корнелия даже в данный момент как будто бы начинала меняться к нему и не снимала больше соломинок с его нарядной куртки.

— Гм! — сказал Август. — У меня есть для тебя другая должность, Гендрик. У меня столько должностей... ты ещё услышишь обо мне.

— Вот было бы хорошо! — обрадовался Гендрик.

— Но ты не знаешь, вероятно, ни одного иностранного языка?

— Нет, языков я не знаю.

— Вот это-то и плохо. Я знаю их четыре.

Тобиас, поражённый, закачал головой.

— Я бы мог сидеть здесь три недели подряд и говорить только по-иностранному.

Тобиас: — Человек, который по-настоящему человек, тот всё может!

— Ну, так, значит, я вам не понадоблюсь? — спросил, падая духом, Гендрик.

— Я же сказал, что ты услышишь обо мне. А раз я сказал, значит сделаю.

— Не сердитесь на меня! — попросил Гендрик.

— Дело в том, — объяснил Август, — что к нам в усадьбу приедет скоро знатный англичанин, лорд. Это будет приблизительно через неделю. Он будет ходить на охоту, удить форель и вообще будет гостить у нас. Тебе не придётся нести тяжёлую работу при нём, ты будешь только следовать за ним с его ружьём, тростью и трубкой, и вообще всегда будешь находиться при нём.

— Но ведь я не смогу с ним разговаривать!

— Я быстро выучу тебя самому главному. Я и тебя хотел выучить, Корнелия, но ты отказалась.

— И как тебе не стыдно! — вставила мать.

— Она другой раз бывает совсем дурой, — извинился за неё отец.

— Это будет замечательная должность для тебя, Гендрик, — продолжал Август. — Совсем не то, что рыскать кругом по деревням и скупать овец. — Я начинаю, раскаиваться в этом своём предприятии: слишком уж это мелко для меня, хотя, впрочем, не так уж мелко.

— Сколько же овец у вас теперь всего? — спросил Тобиас.

— Немногим больше двух тысяч, — равнодушно отвечал Август.

— Две тысячи! — закричал Тобиас.

Жена его не поняла этой огромной цифры, но тоже издала восклицание.

Август хвастал совсем неумно: он же мог предвидеть, что Иёрн Матильдесен с женой восстановят истину. Нет, он лгал неглубоко и непрочно, он выдумывал только на один раз, без всякой необходимости, не придавая своей лжи никакой солидности. Фантазии у него было достаточно, была также способность сочинять и придумывать хитросплетенья, но размах его не знал глубины.

Корнелия сказала, как бы в утешенье:

— Ну вот, Гендрик, у тебя будет другая должность.

Август обернулся вдруг к ней и спросил:

— Ну, а мне, что будет мне за это, Корнелия?

Тут вдруг Тобиас словно вспомнил что-то и вышел. В дверях он обернулся, позвал Гендрика и извлёк и его под тем предлогом, что должен показать ему что-то в сарае.

— Ты не отвечаешь, — продолжал Август, — но знай, Корнелия, что всё это я делаю не для него, а исключительно ради тебя.

Она стала вертеться во все стороны, показывая, что всё это ей надоело и наскучило сверх меры.

— Пожалуйста, оставьте это! — просила она.

— Как тебе не стыдно! — сказала ей мать и вышла.

— Я предлагаю тебе всё то же, что предлагал и прежде, — продолжал Август, — и делаю это от всего сердца и от всей души. Нет такой вещи на всём земном шаре, в которой бы я отказал тебе: так я люблю тебя. Много раз, когда мне становилось уж очень тяжело, я подумывал уехать подальше от тебя и не мог, и мне очень трудно. Что же ты скажешь на это, я спрашиваю тебя? Или ты совсем не хочешь меня пожалеть?

Всё совершенно ясно, — нежные речи, сватовство. А так как её глаза были устремлены в окно, то она не могла заметить его дрожащих усов, которые, возможно, были противны ей.

Во дворе стояли Тобиас и Гендрик. Они побывали в сарае и вышли оттуда, они задержались возле велосипеда и разговаривали. Казалось, что Гендрик порывается уйти, но его удерживают.

Август всё ждал и ждал, но не получил ответа. Корнелия так от этого устала, и так это ей надоело, что она опять принялась вертеться, держась на расстоянии. Он попытался обнять её, но она не подпустила его к себе.

— Оставьте меня! — резко сказала она.

Но ничто на него не действовало; он продолжал молчать, потом спросил, неужели уж ей так трудно хоть немного посидеть у него на коленях, — они были ведь одни, никто этого не увидит...

Она: — Я не хочу сидеть у вас на коленях. Этого вы от меня не добьётесь.