Онлайн книга «Манхэттен»
|
– Отдайте, Джордж… Ради Бога, возьмите себя в руки! – Он сунул револьвер в карман. Болдуин, шатаясь, припал к стене. Большой палец его правой руки сочился кровью. – Такси подано, – сказал Херф, глядя на их напряженные, бледные лица. – Ладно, отвезите дамочку домой… Ничего страшного не случилось, просто небольшой нервный припадок. Только не устраивайте паники! – Мак-Нийл орал таким голосом, словно он произносил речь, стоя на ящике из-под мыла. Метрдотель и девица при вешалке смущенно переглянулись. – Ничего не случилось… Джентльмен просто немножко нервничает… переработался, утомлен, понимаете? – Мак-Нийл понизил голос до ласкового мурлыканья. – Забудьте об этом. Когда они садились в такси, Эллен внезапно сказала детским голосом: – Я забыла… Мы ведь хотели посмотреть место убийства… Пусть он подождет. Я бы хотела немножко пройтись по свежему воздуху. Пахло солончаком. Ночь была мраморная от облаков и луны. Лягушки в канавах звенели, точно колокольчики. – Это далеко? – спросила она. – Нет, сразу за углом. Их шаги поскрипывали на песке, потом застучали по асфальту. Фонарь осветил их, они остановились, чтобы пропустить автомобиль; запах бензина захлестнул их, потом растаял в запахе солончака. Серый дом с остроконечной крышей и маленьким крыльцом прямо на дорогу; кругом – сломанный забор, Сзади росла акация. Полисмен расхаживал перед домом взад и вперед, тихо насвистывая. Молочный краешек луны высунулся на минутку из-за облаков, превратил обломок стекла в зияющем окне в фольгу, выхватил из мрака маленькие круглые листья акации и вновь закатился в щель между облаками, как потерянная монета. Никто не произнес ни слова. Они пошли обратно к гостинице. – Это правда, Херф, что вы не видели Стэна? – Не видел. Я даже не представляю себе, где он скрывается. – Если вы увидите его, скажите ему, чтобы он немедленно позвонил мне… Херф, как назывались те женщины, которые следовали за армией во время французской революции? – Дайте-ка вспомнить… Кажется, cantonnières. – Да, что-то в этом роде… Так вот, я хотела бы быть cantonnières. Электрический поезд свистнул где-то вдалеке, прогрохотал вблизи и исчез в гудящем пространстве. Истекая звуками танго, ресторан таял розово, как мороженое. Джимми полез вслед за Эллен в такси. – Нет, я хочу быть одна, Херф. – Позвольте мне отвезти вас домой… Мне не хочется оставлять вас одну. – Будьте другом, оставьте меня. Они не подали друг другу руки. Машина метнула облако пыли и волну бензина ему в лицо. Он стоял на ступеньках; ему не хотелось возвращаться в шум и дым. Нелли Мак-Нийл сидела одна за столом. Напротив нее боком стоял стул, на котором только что сидел ее муж; на спинке стула висела салфетка. Она пристально смотрела прямо перед собой – танцоры проплывали перед ней, как тени. В конце зала она увидела Джорджа Болдуина, бледного и осунувшегося; он медленно, точно больной, пробирался к своему столу. Он постоял у стола, внимательно проверил счет, заплатил, опять постоял, растерянно поглядывая крутом. Он не мог не видеть ее. Лакей принес на подносе сдачу и низко поклонился. Болдуин обвел мрачным взглядом лица танцующих, круто повернулся и вышел. Вспоминая невыносимую сладость лилий, она почувствовала, что глаза ее наполняются слезами. Она достала из серебряной сумочки карне [152] и быстро пробежала его, ставя крестики серебряным карандашом. Потом подняла голову – усталая кожа ее лица была стянута отвращением – и кивнула лакею. – Будьте добры, скажите мистеру Мак-Нийлу, что миссис Мак-Нийл хочет поговорить с ним. Он в баре. – Сараево, Сараево… Телеграфные провода сходят с ума! – орал Беллок у стойки в лица и стаканы. – Слушайте-ка, – конфиденциально говорил Джо О'Киф, ни к кому в частности не обращаясь, – один парень, работающий на телеграфе, рассказывал мне, что недалеко от Сент-Джона, Ньюфаундленд, было большое морское сражение. Говорят, британцы потопили там сорок немецких военных судов. – Война сейчас же прекратится. – Да ведь она еще не объявлена. – Откуда вы знаете? Кабели так забиты, что невозможно узнать ни одной новости. – А вы слыхали – на Уолл-стрит еще четверо обанкротились? – Чикагский хлебный рынок взбесился… – Надо закрыть все биржи, пока не уляжется буря. – А вот когда немцы снимут штаны с Англии, они дадут Ирландии свободу. – Биржа будет завтра закрыта. – У кого есть капитал и голова на плечах, тому теперь самое время заработать. – Ну, Беллок, старина, я иду домой! – сказал Джимми. – Сегодня у меня день отдыха, и я хочу использовать его. Беллок подмигнул и пьяно помахал рукой. Голоса дрожали в ушах Джимми резиновым гулом, близко, далеко, близко, далеко. «Умереть как собака, марш вперед!» – сказал он. Он истратил все деньги. У него оставался один четвертак. «Расстрелян на рассвете. Объявление войны. Начало военных действий. И они оставили его наедине с его славой. Лейпциг, Пустыня, Ватерлоо – там построенные в боевом порядке парни стояли и стреляли… [153] Не могу взять такси, все равно, я хотел пройтись пешком. Ультиматум. Воинские поезда поют, несутся на бойню, засунув цветок за ухо. И позор тому, кто сидит дома, в то время как…» Когда он шел по песчаной тропинке к шоссе, кто-то взял его под руку. – Вы ничего не будете иметь против, если я пойду с вами? Я больше не хочу оставаться здесь. – Конечно, идем, Тони, я собираюсь прогуляться. Херф шел большими шагами, глядя прямо перед собой. Небо затянулось тучами и чуть заметно светилось молочным лунным светом. Справа и слева, за лиловато-серыми конусами случайных дуговых фонарей, мрак был испещрен редкими огоньками. Впереди смутными уступами вставало зарево улиц, желтое и красное. – Вы не любите меня, правда? – задыхаясь, спросил Тони Хентер, помолчав несколько минут. Херф замедлил шаги. – Я вас мало знаю, но мне кажется, что вы очень славный человек… – Не лгите! У вас нет никаких оснований лгать… Я покончу жизнь самоубийством сегодня же ночью. |