Онлайн книга «Три солдата»
|
Перед домом, в котором стояла рота, Эндрюс встретил нового старшего сержанта, худого человека в очках, с маленькими усиками, напоминавшими по цвету и виду скребницу. – Вам письмо, – сказал старший сержант. – Посмотрите-ка на новый список дежурных по кухне, который я только что вывесил. Письмо было от Гэнслоу. Эндрюс прочел его при бледном свете, с улыбкой удовольствия вспоминая беспрерывные, тягучие рассказы Гэнслоу о далеких местах, где он никогда не был; вспомнил человека, который ел стекло, и полтора дня, проведенные в Париже. «Энди, – гласило письмо, – я нашел наконец зацепку: 15 февраля в Париже начинаются лекции. Немедленно заяви своему начальнику, что ты желаешь изучать что-нибудь в Парижском университете. [49] Нагороди турусов на колесах – сойдет! Пусти в ход всевозможные связи. Нажми на сержантов, лейтенантов, их любовниц и прачек. Твой Гэнслоу». С бьющимся сердцем Эндрюс помчался за сержантом, пролетев в своем возбуждении мимо лейтенанта, не отдав ему чести. – Эй, послушайте! – прорычал лейтенант. Эндрюс отдал честь и вытянулся неподвижно во фронт. – Почему вы не отдали мне честь? – Я торопился, сэр, и не заметил вас. Я шел по очень спешному делу роты, сэр. – Помните, что вы все еще служите в армии, хотя перемирие и подписано. Эндрюс отдал честь; лейтенант ответил, быстро повернулся на каблуках и пошел дальше. Эндрюс нагнал сержанта. – Сержант Коффин! Можно мне поговорить с вами минуту? – Я чертовски спешу! – Не слыхали ли вы чего-нибудь о том, что из армии будут посылать студентов в здешние французские университеты? Какая-то затея ХАМЛ. – Не может быть, чтобы это распространялось на мобилизованных. Нет, не слыхал ни слова. Хотите опять учиться? – Если будет возможность, кончить курс. – Вы студент? Я тоже. Ладно, я скажу вам, если получу на этот счет распоряжения. Я думаю, что все это вздор. – Пожалуй, вы правы! На улице была серая мгла. Терзаемый сознанием бессилия, волнуемый отчаянием и возмущением, Эндрюс поспешил обратно к зданию, где была расквартирована его рота. Он опоздал к обеду. Серая улица была пустынна. Из окон тут и там струился красноватый свет, отбрасывая длинные прямоугольники на противоположную стену. – Черт возьми, если ты мне не веришь, спроси у лейтенанта! Послушай, Тоби, кому пришлось больше понюхать пороху – нам или этим проклятым саперам? Тоби как раз входил в кафе – высокий человек с лицом бульдога и шрамом на левой щеке. Он говорил торжественно и скупо, с южным акцентом. – Полагаю, что так, – был весь его ответ. Он уселся на скамью рядом с говорившим, который продолжал с горечью: – Уж надеюсь, что полагаешь… Черт возьми, вы только канавы рыть горазды! – «Канавы рыть»?! – Сапер стукнул кулаком по столу. Его худое желчное лицо раскраснелось от раздражения. – Уж, кажется, мы и вполовину не выкопали столько канав, как пехота… А если приходилось, так, во всяком случае, не мы заползали в них и не прятались там, как проклятые кролики, распустив хвосты. – Ваши молодчики не очень-то любят близко к фронту подходить. – Как проклятые зайчишки, распустив хвосты! – воскликнул сапер с желчным лицом. – Разве не так? – Он обвел взглядом комнату, ища одобрения. Скамьи за двумя длинными столами были заняты пехотинцами, сердито смотревшими на него. Заметив вдруг, что у него нет поддержки, сапер понизил голос: – Я согласен, конечно, что пехота чертовски полезна. Но где бы вы были, ребята, без наших молодцов, которые натягивали для вас колючую проволоку? – В Аргоннском лесу никакой колючей проволоки и в помине не было. На кой шут тебе колючая проволока, когда ты наступаешь? – Послушайте… Я ставлю бутылку коньяка за то, что моя рота понесла больше потерь, чем ваша! – Принимаю, Джо! – сказал Тоби, внезапно обнаруживая интерес к разговору. – Ладно, – идет! – У нас было пятнадцать убитых и двадцать раненых! – торжествующе объявил сапер. – А как раненых-то? Тяжело? – А вам на что? Ставьте коньяк! – Черта с два! У нас тоже было пятнадцать убитых и двадцать раненых. Разве не так, Тоби? – Полагаю, что так, – сказал Тоби. – Разве не верно? – спросил первый, обращаясь ко всем присутствующим. – Еще бы, правильно, черт возьми! – раздались голоса. – Ну, значит, выходит ничья, – сказал сапер. – Нет, не выходит, – возразил Тоби. – Припомни-ка своих раненых. Тот, у которого будут самые тяжелые раненые, получает коньяк. Разве не ясно? – Правильно. – У нас семерых уже домой отправили, – сказал сапер. – А у нас восьмерых, правда? – Правильно! – раздалось в комнате. – А куда ваши были ранены? – Двое были слепы, – сказал Тоби. – Черт, – сказал сапер, вскакивая на ноги, как будто взял взятку в покер. – А у нас одного отослали домой без рук и без ног, а трое ребят нажили туберкулез от газа. Джон Эндрюс сидел в углу комнаты. Он встал. Что-то заставило его вспомнить о человеке, с которым он познакомился в госпитале и который рассказывал ему про жизнь, способную закалить парня. «Проснешься этак в три часа и вскочишь с постели, бодрый, как кошка…» Он вспомнил, как болтались пустые темно-оливковые штаны, свешиваясь со стула. – Это что! Одному из наших сержантов будут новый нос приделывать! Темная деревенская улица была вся изрезана глубокими грязными рытвинами. Эндрюс бесцельно бродил взад и вперед. Кроме этого кафе есть еще только одно. Там будет точь-в-точь то же, что и здесь. Он не мог вернуться на унылое гумно, где спал. Было еще слишком рано, чтобы лечь. Вдоль улицы дул холодный ветер, и небо было полно неясного движения темных облаков. Полузамерзшая грязь прилипала при ходьбе к его ногам; он чувствовал, как вода проникает в сапоги. Против домика ХАМА в конце улицы он остановился. Постояв минуту в нерешительности, он слегка рассмеялся и пошел кругом к задней стене строения, где была дверь в комнату представителя ХАМА. Он постучал два раза, в слабой надежде, что ответа не будет. Визгливый высокий голос Шеффилда произнес: |