Книга Я и Она. Исповедь человека, который не переставал ждать, страница 33 – Николас Монемарано

– Я в это не верю.

– Зато верю я.

– Я не верю, что ты в это веришь.

– Я понимаю, ты желаешь мне добра, – сказала она.

– Похоже, дела серьезные, – бросил водитель. – Три машины столкнулись.

– Мы еще далеко?

– В пяти или шести кварталах.

– Я могу дойти пешком.

– Вы знаете, куда идти?

– Нет.

– Прямо вперед. До самого конца.

– В эту сторону?

– Прямо до конца. Не промахнетесь.

Я протянул ему сотенную банкноту, но не стал ждать сдачи. Захлопнул дверцу прежде, чем он успел поблагодарить меня, и пошел против ветра, лямки рюкзака врезались мне в плечи.

Мальчик лет двенадцати-тринадцати, с темными глазами и длинными вьющимися волосами, преградил мне дорогу.

– Позвольте, я понесу вашу сумку.

– Нет, спасибо.

– Вам просто придется заплатить кому-то другому.

– Спасибо, но нет.

– Почему нет?

– Извини.

– Вы мне не доверяете?

– Извини, – повторил я.

– Я не стану убегать с вашей сумкой.

– Ладно, – сказал я. – Давай понесем вместе.

Я подал ему одну лямку, взялся за другую, и мы дошли до конца улицы, где безумными огнями встретило нас казино.

Я дал ему сотню долларов.

– Спасибо, – сказал он, но в голосе его слышалась грусть, словно такие большие чаевые были лишним доказательством того, что он нищий.

– Теперь ты должен отдать эти деньги тому, кому они больше нужны.

– Я не знаю никого, кому бы они были нужны больше.

– Всегда найдется такой человек.

– А как же я?

– Они вернутся к тебе, – уверил я. – И вернутся вдвойне.

– Откуда вы знаете?

– Так и будет, если ты в это поверишь.

– Вы что, волшебник?

– Нет.

– Вы Иисус?

– Нет.

– Это настоящие деньги?

– Да.

В лобби люди скармливали монеты «одноруким бандитам», и автоматы издавали издевательски печальные звуки. Зарегистрировавшись на рецепции, я поехал в лифте на десятый этаж, но, должно быть, произошла ошибка: весь этот этаж был залит водой. Гондольеры распевали песенки, переправляя туристов по внутренним каналам. Я попытался сунуться на одиннадцатый этаж, но и там номеров не оказалось; это был торговый центр. Люди с сумками для шопинга сновали из одного ярко освещенного магазина в другой; дети сосали фруктовый лед и кругами бегали друг за другом. На девятом этаже – что-то вроде склада – сотни безголовых манекенов стояли рядами, наряженные в вечерние платья с блестками.

Я снова спустился в лобби. Я уже подумывал о том, чтобы миновать рецепцию и выйти на улицу, где я мог бы снова отыскать того мальчишку и великана и угостить их обедом, но бледная женщина с растрепанными рыжими волосами узнала меня и попросила дать ей автограф. Она сказала, что с нетерпением ждет моей лекции, которая должна состояться на следующий день. Она прочла все три мои книги; они изменили ее жизнь, сказала она мне: она использовала силу намерения, чтобы исцелиться от артрита и хронической усталости, а потом встретила свою самую большую любовь; весной они собираются пожениться.

– Поздравляю, – проговорил я. – Всего вам наилучшего.

– Все наилучшее мы создаем сами.

Я расписался в книге, под подписью добавил «С наилучшими пожеланиями», затем протянул книгу ей.

– Будьте здоровы, – сказал я. – Берегите себя.

Она схватила меня за руку, закрыла глаза и поклонилась. Какое-то мгновение мне казалось, что она вот-вот поцелует мне руку.

– Спасибо, о, спасибо вам огромное! – вымолвила она.

Я попытался отнять руку, но она ее не выпускала. Я потянул сильнее, и она, наконец, отпустила; открыла глаза, словно очнулась от сна.

– Вы – живой святой, – заявила.

Она стояла и смотрела на меня, ожидая, что я поблагодарю ее, что одобрю ее утверждение или стану отрицать его.

– Прощайте, – сказал я и ушел.

На пути к лифту – как выяснилось, мой номер располагался на двенадцатом этаже – я миновал площадку распродаж: десятки торговцев продавали книги, вдохновляющие календари, компакт-диски, гадальные «ангельские карты», кристаллы, камни, ювелирные украшения и нечто, именовавшееся «одеяниями богини»: белые и серые средневековые робы, отделанные черной бархатной лентой; голубые хлопковые платья с шалями под стать; красное бархатное платье с рукавами «фонариком»; такими нарядами щеголяют в волшебных сказках.

Я знал, что они у меня в сумке, но то и дело тянулся проверять: дважды – в своем номере, еще раз – в лифте, еще раз – в ванной, за несколько минут до того, как должна была начаться радиопрограмма. Срок годности таблеток истек много лет назад, слова на этикетке давным-давно стерлись. Мой «мозгоправ» выписал их, когда мне было чуть больше двадцати лет. Когда он спросил, что меня беспокоит, я рассказал ему правду: что я верю в то, что могу заставить события происходить с помощью мысли; что мне приходится быть осторожным со своими мыслями; что я не могу перестать видеть мир в оттенках тьмы и света, позитивного и негативного; что моя квартира битком набита мусором, который я обязан спасать; что определенные объекты связаны с другими объектами; что на свете слишком много правил, слишком много знаков повсюду, что всё что-то означает. Он носил кардиганы и круглые очочки, дужки которых крючками цеплялись за уши. Он испытывал горячее желание спасти меня, в этом мы с ним были похожи, так что я изо всех сил старался заставить его поверить, что он действительно мне помогает. Он выдвинул предположение о том, что я сложен из множества составляющих, и некоторые из этих составляющих пытаются защитить меня, не дать мне ощутить боль. «Это невыполнимая задача», – говорил он. Я кивал и соглашался, но так и не поверил ему до конца. А потом однажды, спустя год, я не явился на сеанс, и больше не возвращался никогда.

Таблетки, даже при регулярном пополнении запасов, должны были со временем кончиться. Мне пришлось «слезать» с них постепенно. Сначала по четыре в день, потом чередуя через день по четыре и по три, потом по три в день, потом чередуя три и две в день, и так далее. Но, даже прекратив их принимать, я повсюду таскал с собой пузырек. Бумажник, ключи, таблетки. Карманы моих брюк вытягивались по форме пузырька. Много лет спустя, после того как была опубликована моя первая книга, я решил оставлять их дома. Если бы я не мог взять такси до аэропорта, прилететь самолетом в Чикаго, а потом доехать в другом такси до отеля, где мне предстояло выступать, и проделать все это без таблеток, я был бы жуликом – и что бы я ни сказал людям, которые заплатили за то, чтобы послушать мои речи, это не имело бы никакого значения.