Онлайн книга «А я люблю женатого»
|
Нина пела в тот вечер песни Эдит Пиаф. Ира улыбнулась, когда все захлопали. – Ну как? – спросил Гена. – Правда, это совсем не похоже на других? – Есть нерв, есть голос. Но я не знаю, есть ли у нее будущее. Она может проторчать здесь всю жизнь. Знаете, я иногда думаю… Бог ведь очень избирателен к людям. – Вы фаталистка? – удивился Гена. – Я реалистка, – отрезала Ира. – А мне кажется, люди должны уметь заслужить расположение Бога. И тогда он в них поверит и поможет, – вдруг смело сказал Гена. – Мне кажется, – он кивнул на Нину, – она сможет это сделать! – Интересно, как это сделать? Чем заслужить расположение Бога? – Не знаю. Это легче почувствовать, чем объяснить. Как заслужить? Любовью, может быть… – Любовью? – переспросила Ира. – Вы оригинально мыслите! Она вдруг поняла, что не так он и глуп, этот молчаливый парень. И певица в этом маленьком кафе – замечательная. Голос. Волшебный, удивительный голос. Такого на эстраде и не сыщешь. Да кому она нужна? Провинциалка ведь небось и не такая уж молоденькая – тридцатник. Ловить удачу, пожалуй, уже поздно. – Спасибо за концерт, а теперь уж отвезите меня домой! – попросила Ира куда мягче прежнего. Гена просиял: – С удовольствием! Нина раскланивалась после очередной песни, когда к ней подошел Эрик. – Ты понравилась вон тому типу. Улыбнись ему! – приказал он. – Какому типу? – Нина сделала вид, что ничего не поняла. – Да вон, в белом пиджаке. Она обернулась и увидела здоровенного белобрысого амбала. Тот поманил ее пальцем. – Не хочу улыбаться, он мне не понравился, – решительно сказала Нина. – Ты что, офонарела?! Иди немедленно к нему за стол. Он меня просил! – прошипел Эрик. – Тебя просил, ты и иди! Эрик завопил: – Что ты сказала? Ты отсюда со свистом вылетишь! Ты хоть знаешь, кто это? Для тебя же, дура, стараюсь! Ты в курсе народной мудрости «Не полежишь на диване – не появишься на экране»? – Мне не нравится такая мудрость! – Последний раз предлагаю! Улыбнись ему! – А я в последний раз отказываюсь. – Нина хихикнула. Дело принимало серьезный оборот. Эрик схватил ее за руку и уволок со сцены. Там, около кухни, он дал волю своему гневу. – Я никому не позволю унижать меня в моем заведении! И вообще я никому не позволю себя унижать! Кто ты такая?! Я тебя спрашиваю! Ты кто? Кем ты себя вообразила?! Чучело огородное! Выскочила толстенькая Эля, здешняя повариха. – Эрик, пожалуйста, перестань! Эрик, прошу тебя! Но Эрик не останавливался. – Убирайся немедленно! Катись к себе домой! Будешь там по утрам с ишаками горланить «Амаполу» свою! Нечего здесь тебе делать с порядочными людьми! Он бросился в каморку Нины. Пнул ногой раскладушку, схватил Нинино пальто… и вдруг увидел фото красавца мужчины. Содрав его со стены, завопил: – А это что за деятель? Что это за урод? Тут не выдержала и Нина: – Не смей трогать его своими грязными лапами! Эрик бросил портрет на пол: – На, забирай своего фраера и катись отсюда! Чтоб я тебя здесь больше никогда не видел до самой моей смерти. Не подходи к этому заведению! Подняв с пола портрет, Нина молча надела пальто и пошла к выходу. Сердобольная Эля нагнала ее: – Нин, ну куда ты пойдешь? Ты б прощения у него попросила. Эрик не злой, поорет, а потом простит! – Не буду я просить прощения! – Нина обмотала большой шарф вокруг шеи, шапки у нее не было, и выскочила на улицу. Она побрела по скользкой тропинке к шоссе, где горели огни. Идти ей и впрямь было некуда… А Гена, тем временем, вез Иру домой. – С вами очень легко, Гена! – вдруг улыбнулась она. – Но раньше вы меня почему-то просто не замечали. Спасибо вам за этот вечер. Она снова улыбнулась: – Это я вас должна благодарить. Я выйду здесь. Не провожайте. Увидимся. – И вышла из машины. Гена смотрел, как она идет к подъезду дома. Он загадал – если обернется, значит… Ира, открывая дверь подъезда, обернулась и помахала ему рукой. Замерзшая Нина остановилась, погрела руки собственным дыханием, плотнее запахнула демисезонное пальто. Ох уж этот холод! Она заметила неподалеку ларек, подняла с земли свою сумку и направилась к ларьку. Ларек был закрыт, но продавец оказался на месте. Он читал газету. Нина забарабанила в окошко. Окошко открылось, показалось лицо Гриши. – Вам чего? – Парень, ты пиво продаешь? – Продаю! – гордо ответил Гриша. Нина высыпала в его ладонь кучу мелочи: – Хватит? Гриша разозлился – монеты были такие мелкие, какие в магазинах норовят не принимать. – Женщина, вы мне столько мелочи навалили! Я же до утра считать буду! – Считай. Я не тороплюсь, – весело откликнулась Нина. – И откуда вы такие беретесь? – злобно огрызнулся парень. – Я артистка, – гордо сообщила Нина. – Из погорелого театра? – Нет. Из ночного кабака. – Значит, точно из погорелого! – А что, я тебе так не нравлюсь? Слушай, у меня завтра день рождения, – вдруг сказала она молодому продавцу, – пусти погреться! – Еще чего! Не положено! – Я южная. Сдохну сейчас. Тебе труп у ларька нужен? – пригрозила Нина. И он вдруг сдался. Сдался, хотя Леша Воронков и сам хозяин палатки строго-настрого запретили ему открывать дверь ларька посторонним. Он не просто пустил ее погреться. Он напоил ее чаем, видя, что она совсем замерзла. – Ну и зачем же вы сюда приехали, если зиму не выносите? – За тем же, за чем и ты. За счастьем! За деньгами! Что ты, тупой?! Зачем люди в Москву едут? В театры ходить? У нас тоже отличные театры. И море есть! – Вот и купалась бы! Нина только открыла рот, чтоб в ответ нахамить, как вдруг из приемника, послышалась песня. Это была ее любимая «Амапола». – Сделай погромче! Впрочем, она сама кинулась к приемнику. И запела вместе с тенором эту чудную мелодичную песню. |