Онлайн книга «А я люблю женатого»
|
Нина вздохнула: – Эля, а я песни свои на кассету записала. Отнесу их на радио, там послушают и обязательно дадут в эфир. – Кто о чем, а ты о песнях, – обиделась Эля. – Ты наконец реши, что для тебя важнее – любовь или песни. – Для меня это одно и то же, – улыбнулась Нина. – Последним делюсь с тобой, хлопчик. Помогает, даже очень. – Терещенко передал Грише бутыль. – Не буду! Да я и не к тому. – А я к тому! – Терещенко отнял бутыль и выпил сам. А как выпил – улыбнулся: – Жениться, значит, будешь? На гармошке сыграть нужно? – Да я не к тому. Я влюбился. А про женитьбу пока не думал! Серега, у тебя есть жена? Терещенко вздохнул: – Жена есть, две дочки есть. Старшая теперь уж невеста – ей семнадцать. Ушли от меня… Мать моя только одна на целом белом свете в меня верит, а я ей денег не шлю. Потому шо все деньги, сам знаешь, на горилку проклятую уходят. А жену я ой как любил! У ней глаза – о! Как в той песне: «Три бриллианта в шесть каратов»! А фигура! Ой, как же я по той фигуре-то стосковался, по ночам так и снится. А у твоей-то как фигура? – А я пока не всю видел, – честно признался Гриша. – Так шо ж ты сидишь, сложа руки! – возмутился Серега. – Смелей надо быть! Раз-два – и всех делов… Мне потом расскажешь. – Как это «раз-два»! Легко сказать раз-два! Да я же люблю ее! – А она? – Она меня не любит, она любит другого! У которого жена, трое детей и теща глухая! – заорал Гриша. Из комнаты послышался злой голос разбуженного Леши: – Я вам обоим сейчас такую покажу любовь! Если не заткнетесь, встану, не поленюсь, вы до конца жизни про всякую любовь забудете! Оба вздрогнули, ибо знали, что Воронков в гневе ужасен. Потом Терещенко сказал очень тихо: – Ты не бойся, Гриня. Горю твоему помочь можно, хоть оно и смешное. Я тебя научу, как с той певичкой хорошо поладить. Я ж человек тонкий! Было уже очень поздно, Ира засиделась дома у Гены. Его маленькая комната вся была напичкана книгами, старой мебелью. Ира кормила большущего зеленного попугая, сидящего в клетке. Попугай кричал человеческим голосом: «Покорми Кешу! Покорми!» Гена смотрел на Иру. – Никогда не думала, что ты любишь птиц, – улыбнулась она. – Он и правда такой прожорливый? – Нет, он даже не понимает, что кричит! Кеша мне от бабушки достался. Как и эта квартира. Старичок уже. Он меня еще молодым помнит. Если вообще у птиц есть память. – Я в детстве мечтала иметь попугая и подзорную трубу. Смешная такая мечта, мальчишеская. Книжек начиталась про пиратов, – призналась девушка. – С Кешей, наверное, не бывает скучно? – Это так. К тому же при всей болтливости он не лезет в душу и никогда не предаст. Ира еще раз оглянула комнату. – У тебя, как в музее. Я почему-то по-другому представляла твое жилище. – Это все бабушкино. Раньше меня бесили старые вещи, а вот ее не стало – и оказалось, что я к ним очень привязан. Даже ремонт не хочется делать. – Значит, ты боишься все разрушить? – Как ты догадалась? Гена смотрел на Иру влюбленными глазами. – Я сама такая. Иногда понимаю, что в жизни надо что-то изменить, чтобы она двигалась дальше. Но становится страшно от мысли, что станет хуже, а то, что было, уже не вернешь. – А что бы тебе хотелось изменить? – Ну… Например, сделать ремонт в квартире. – Точно. Обои уже давно обветшали, надо бы поменять их, а я представить себе не могу эту комнату другой. Эти обои кажутся мне самыми лучшими в мире, хоть они и немодные, и давно выцвели… Наверное потому, что у меня с ними есть какое-то общее прошлое. – Но все равно когда-нибудь тебе придется это сделать. Они отжили своей век, все когда-нибудь кончается… С тобой не бывало такого, ты понимаешь, что тебе совершенно необходимо что-то для себя решить, а ты начинаешь сам с собой играть в прятки. Прячешь эту мысль в какие-то закоулки, а потом ходишь ищешь ее, но вместо нее находишь много других, неважных мыслей, и они заставляют тебя забыть о той, главной. Так продолжается бесконечно долго… Со временем ты забываешь, что же такое важное тебе надо было сделать, и это становится навязчивой идеей. А потом, когда вдруг вспомнишь, снова начинается игра. – Так происходит с человеком, который придумал себе иллюзию и не хочет с ней расставаться, – вдруг сказал Гена. – Иллюзию… – повторила Ира задумчиво. – Возможно… Да, наверное ты прав. Иллюзию… Ты будешь смеяться, но у моей бабушки в квартире были точно такие же обои. И сейчас я чувствую, что попала в детство. Бабушкиного дома давно уже нет… И бабушки тоже. И необыкновенных пельменей, которые она готовила, никогда больше не будет… – Перестань грустить! Если мои обои вызывают в тебе печаль, я немедленно их сдеру. И знаешь, я умею делать вкусные пельмени. Придешь ко мне на пельмени? – Обязательно приду, – улыбнулась Ира, – мне с тобой как-то необыкновенно хорошо. Будто я знаю тебя сто лет. – Она вдруг посмотрела на часы: – Прости, мне пора! И не провожай, пожалуйста. – Тогда я позвоню тебе через час. – Нет, не сегодня, – смутилась она. – Спасибо за кофе. Пока, Кеша. – Она помахала попугаю рукой, быстро надела пальто и выскочила на улицу. Гена подошел к окну. И… И вдруг увидел то, чего меньше всего ожидал увидеть. Иру у его дома встречал молодой человек на роскошной иномарке. Он вышел из машины, чем-то долго возмущался, размахивал руками… Ира молчала, а потом как-то робко села в машину. Машина уехала. «Так и должно было быть! – подумал Гена. – Ну конечно, она такая красавица! И у нее есть другой, я просто друг. А я-то, дурак, так надеялся…» Попугай все просил есть, но Гене в тот вечер было не до того… Гриша разгружал товар у ларька. Свирепый Ахмед командовал: – Быстрей! Еще быстрей! Ничего делать не умеешь, осел двугорбый!. Гриша сгибался под тяжестью груза, пыхтел… Но терпел все – и холод, и оскорбления хозяина. В тот день он купил кассету с «Серенадой солнечной долины» – Нина давно просила этот фильм. И уже вечером в его съемной квартире оглушительно играла музыка из «Серенады», на экране телевизора танцевали братья Николас. Нина учила Гришу бить чечетку. Он попытался прижать ее к себе, но она спокойно сняла его руки со своей талии: – Скоро весна. Весной мы вылупимся из кокона – как бабочки. И полетим к солнцу… И я полечу к нему! А ты будешь писать нам письма. – Я не умею. И не очень хочу писать… вам… Не уходи! – попросил он. – Знаешь, почему с тобой так хорошо? – спросила в ответ она. – Потому что ты не задаешь вопросов. А когда ты будешь их задавать, все хорошее кончится. |