Онлайн книга «А я люблю женатого»
|
– Мне бы не хотелось навязывать свою дружбу. Ведь нас связывает работа. И вы – старший по званию! – довольно сухо ответил он. – Во-первых, никакой я тебе не старший по званию. Во-вторых, если бы мне была неприятна наша дружба, я нашла бы способ сохранить официальность в отношениях. Ведь это я настояла, чтоб мы пришли сюда! – Ира явно не хотела ссориться. – Мне нравится наше общение. И эта девочка мне нравится – которая поет. Мне нравится, что ты не задаешь вопросов. Возможно, со временем я сама тебе расскажу… – Ты ничего не обязана мне рассказывать, – мрачно сказал Гена. – Ты многого обо мне не знаешь. – Возможно, я знаю больше, чем ты думаешь, – слегка усмехнулся он. – И все же ты не знаешь ничего, – вздохнула она. – Возможно, я не захочу этого знать. – Я не понимаю тебя. Ты вообще какой-то странный… У тебя что-то случилось? Нет, ты можешь не отвечать… Гена нервно перебил ее: – Ничего у меня не случилось. Все в полном порядке. – А у меня случилось, – грустно призналась Ира. – Но пока тебе ничего не скажу. Тебе самому сейчас не очень легко! Не буду грузить своими проблемами! – Ну и напрасно! Я всегда готов тебе помочь, – тут же отозвался Гена. – Не знаю, может ли мне кто-нибудь помочь… Гена увидел, как в больших глазах Иры блеснула слеза. Потом Ира молчала весь вечер, слушала, как поет Нина. И песни в этот вечер были только грустные… У небольшого зеркала вертелся Воронков. Костюм сидел на нем, как на корове седло. – Эта ж Хьюга Босс, в секонд хенде взял. Дешево и сердито, – несказанно радовался он покупке. – Сразу видать – фирма. Смотрю на себя в этом прикиде, Гриня, и думаю – пробьюсь! Выйду в люди. Весь наш городишко мною гордиться станет. Приеду на «Мерседесе», на крайняк на «Вольве», пройду по главной улице – все ахнут, скажут – Воронков приехал! Крутой парень! А чё ты вместо прикидов фигню всякую покупаешь? Кассеты, блин… Время переводишь только и деньги. Надо человеком становиться! Я ж тебе, как брат, я тебе хорошего хочу! А ты… Гриша его не слушал. Воронков продолжал любоваться собой и костюмом. – Язык, что ль, английский выучить? А! И так сойдет! Орел! – Орел! – подтвердил с иронией появившийся в дверях Терещенко. – Ты мне, Леш, костюм одолжишь, когда я буду ходить на богатые свадьбы? – Фиг тебе! – отрезал Воронков. – О, дружбаны! Один не просыхает, другой по жизни бескультурный. Чего в Москву приехали? Зачем вам столица? Один Леша у нас… орел! Они пробирались по сугробам. Нина торопилась на важную встречу – шла к некой даме-банкирше. – Женщина! Все добро в этом мире от женщин, – восхищенно тараторила она. – Я чувствую в ней родственную душу. Представляешь, сама позвала меня к себе в офис. Сказала, что очень важный разговор. Тут наверняка все чисто, никаких ужинов со свечами, никаких диванов… Э, родной мой, женщины благороднее мужчин. Я произведу хорошее впечатление. Уверена! Остался один шаг до славы! Бизнес-леди, женщина лет тридцати пяти, была безупречно причесана и одета. Она просматривала бумаги. Нина предстала перед ней в потертых джинсах и тесном свитере. – Здрасьте! Леди посмотрела на нее с плохо скрываемой брезгливостью, однако быстро взяла себя в руки. – Садитесь. Чай, кофе? – Чай, пожалуйста. Можно с конфетами? Нина была не из стеснительных. Леди достала коробку такой красоты, что в ней золото хранить, а не конфеты. У Нины аж челюсть отвисла. – Марина, два чая, – скомандовала леди секретарше, а потом обратилась к посетительнице: – Вот что, Нина… Как вас по отчеству? – Зачем по отчеству? Я артистка. – И все-таки! – настаивала хозяйка. – Георгиевна. – Вот что, Нина Георгиевна. Я сама давно хотела приобщиться к миру прекрасного, да все недосуг. У меня есть к вам деловое предложение. Прошу его рассмотреть. – Обязательно рассмотрю, конечно! Любое! Меценатство – это замечательно! – засияла Нина. – Речь идет не о меценатстве. У вас голос – у меня деньги. Вы умеете петь, а я зарабатывать. Но я тоже хочу петь! – вдруг заявила леди. – Зачем? – изумилась Нина. – Я давно мечтаю петь, но у меня нет голоса. Зато есть деньги! Вы нуждаетесь, насколько я понимаю… Она еще раз оглядела одеяние девушки. – Дальше, дальше давай, – занервничала Нина, невольно переходя на «ты». – Дальше? Пожалуйста. Вот проект договора. Вы записываете для меня фонограмму, я оплачиваю услуги композитора, хорошую студию. – Замечательно, спасибо, вы святая! Дайте я вас поцелую, как сестру! Нина встала, но леди остановила ее. – Постойте, постойте! Вы неправильно меня поняли. Мне эта фонограмма нужна самой. Теперь ясно? Под эту фонограмму буду петь я. Такой у меня каприз, и я в состоянии его оплатить! Мне немного славы, тебе немного денег. По рукам, Нина Георгиевна? Наконец до Нины дошло. – По рукам! Она схватила огромную коробку с конфетами и треснула ею по голове банковской дивы… – Ты что, с ней подралась? – спросил Гриша, снова взглянув на огромный синяк под глазом Нины. – Зачем я буду драться с женщиной? Я с ее охранником подралась. Читай дальше. У Гриши в руках была книга про хорошие манеры. – «Ты и я, и каждый из нас – все мы люди, частицы человечества. И лучше всего не бросаться в глаза, не выделяться на общем фоне, как пятно от томатного соуса на белоснежной скатерти». Нина не слушала, думала о своем. – Мало я дала этой сволочи! Ничего, я еще окажусь на большой сцене! Я докажу! Знаешь, мой любимый разрешит мне петь, даже когда я буду замужем. Он культурный, просвещенный человек. Он будет сидеть в зале и слушать как я пою… А ты тоже будешь сидеть рядом, в зале, – добавила она. – А нельзя, чтобы в зале я… один? Без него? – спросил Гриша. Нина секунду подумала: – Можно. Он будет сидеть в этот день дома. С нашими детьми. У нас их будет трое. И еще трое! Я им всем обеспечу блестящее будущее. ГОЛОС ГРИШИ: – Как я ненавидел ее в те минуты, когда она говорила о нем! А говорила она о нем постоянно. И всегда преувеличивала его достоинства. Я готов был придушить этого переводчика! Был ли он вообще, на самом деле? Однажды она сказала: – Он, как духи, вроде они есть, а вроде их уже и нет. Хорошо, что я не поехала домой на праздники! Все равно он встречал бы Новый год с женой, дочкой и тещей. А что я? Позвонила бы ему за ночь раз десять. А он при жене не может говорить! |