
Онлайн книга «А я люблю женатого»
Ира обернулась: – Как ты сказал, Кирилл? Некстати? Ты хоть понимаешь, о чем говоришь? – Я-то понимаю. Извини, Ирина, употребил не то слово. Но дело не в словах, а в ответственности, которая должна быть подкреплена поступками. Любить – это значит нести ответственность за кого-то. А все эти охи-вздохи… Сама понимаешь, уже не маленькая. А когда чувствуешь ответственность, Ирочка, становишься разумным. Я даже не побоюсь этого слова – расчетливым. Но эта расчетливость не холодная. Эта расчетливость гуманная. Вот именно – гуманная! Ира села на подоконник. – Оборвать жизнь – это гуманно? – Но ведь его еще нет? Ведь он или она еще не родился! А мы? То есть я и ты – взрослые люди. И мы должны осознавать меру ответственности за этот шаг. Ты посмотри – ремонт еще не начат. У меня куча проблем на фирме. На меня сейчас давят вот так! И в этот момент… сюрприз! Ты, видишь ли, беременна! Милая моя, дорогая, хорошая, я тоже люблю детей. Но я ненавижу внезапность. И не поощряю быстрых решений! Кирилл сел рядом с Ирой. – Я любил тебя и люблю. Мы знакомы не один день. И казалось бы, должны понимать друг друга с полуслова. Ира решительно спрыгнула с подоконника, ее теперь тяготила его близость. – Ты прав. Именно «казалось бы». Но ведь этого понимания нет. Его и не было. Кто-то из великих сказал: «Иллюзии свои мы оплакиваем порой так же горько, как покойников». Это чистая правда. Терять иллюзии тяжело. Но необходимо. Я все поняла. Я ухожу. Кирилл растерялся: – Ира, неужели из-за этого? Все наши годы знакомства… – И пустых обещаний, – перебила она. – Да нет, не только из-за этого. Я вообще хочу уйти. – В такой момент! – закричал он. – Завтра придет дизайнер, надо решать вопрос с перепланировкой. В конце концов этим кто-то должен заниматься! Я постоянно занят, у меня куча проблем, а тебе на это наплевать! Ира обернулась в дверях: – Честно? Да, наплевать! На дизайнера, на эту квартиру, на ремонт. И… прости, даже на все то, что нас когда-то связывало. Не удерживай меня, это бесполезно. Она шла по городу, украшенному елками и новогодними гирляндами. Но на душе было скверно. Она не любит Кирилла – это понятно. Он всегда относился к ней лишь как к удобной вещи – это она тоже поняла. Ей ужасно нравится Гена – потому что Гена умеет понимать. Гена не эгоист. Гена – ее «половинка». Но как быть, если она ждет ребенка от Кирилла? Сидя за кухонным столом, Терещенко опять писал письмо маме, проговривая его вслух: – Мама дорогая, одна ты у меня, за шо тебе огромное человеческое спасибо – ты родила меня, дурака. Пить я бросил, поняв, что через это все мои несчастья. Меня посещает добрая девушка. И мы поженимся. И вместе приедем к тебе. Только ты, мама, раньше не помри… Ясное дело, он врал. Не было никакой девушки и рядом стояла бутылка водки, к которой Терещенко старался не прикасаться. По крайней мере, пока писал маме это письмо… В кухню зашел Гриша. – О, Гриня! Гармошка-то сгодилась? – обрадовался Серега. – Сгодилась, – грустно ответил Гриша. – Нина теперь в гору пойдет, ей толстый обещал. – А то ж плохо разве? В Наклонном зале Дома Союзов петь будет. А то в самом Кремле! – В Колонном зале, Серега! Она про меня напрочь теперь забудет, хоть и не шибко помнила. – Гриня, да разве ж тебя можно забыть? – Терещенко обнял друга. – Сидай, выпьем! Прости, мама! Он придвинул к себе водку. И отложил письмо до лучших времен. В подсобке кафе Нина рассказывала любимому (то есть портрету любимого): – Теперь у нас, точно, все будет! И квартира, и машина! И дети! Этот толстый такой могущественный! Вот увидишь, он поможет мне! Нина достала из-под вороха тряпок копилку, вытащила из выреза платья деньги – весь сегодняшний гонорар, сунула их в копилку. И на радостях поцеловала портрет. – Ты слышал? Завтра. Завтра все начнется. Осталось совсем немного. Потерпи. И мы будем жить с тобой как настоящие люди! Витая лестница красивого подъезда в центре города. По ней поднимаются Гриша и Нина. – Только ты не вмешивайся, – предупредила она. – Я буду сама говорить. Вообще, я не знаю, зачем ты пошел! – Пожалуйста, я могу и уйти, – обиделся Гриша. – Э, брось! Уйти! Хитрый какой! Одну меня оставить? Мало ли что! Ты мужчина – или нет?…Хотя, конечно, видно сразу – люди они очень порядочные. Не обманут. Вот эта квартира. С Богом! Звони! Гриша с силой нажал на кнопку звонка. Дверь открыл… милиционер. – К кому? Документы! Нина опешила: – Мы… Мы… – Мы дверью ошиблись, – соврал Гриша, – нам этажом выше надо! – Документы есть? Понятыми будете! – заявил милиционер. – Какими понятыми? – дрожащим голосом спросила Нина. – Обыкновенными. Хозяев здешних сегодня утром взяли. Вчера у них прощальная гастроль была. А сегодня, как в песне поется, «И всю контору скопом замели». Документы у вас есть? – Вы хотите сказать, что их забрали в тюрьму?… И надолго? – не поверила ушам Нина. – Всех-всех? И большого толстого тоже? – И большого! И толстого! – улыбнулся веселый милиционер. – Он же главный был, его первым и забрали. Гриша схватил Нину за руку: – Мы не можем понятыми, мы торопимся. Нас внизу ждут! Он потащил ее вниз по лестнице. Потом они бежали, унося ноги подальше от злополучного дома. Наконец Нина остановилась и стала кричать на Гришу: – Это все ты! Сам говорил, что невезучий. – Ну говорил! – Из-за тебя все! Все мои надежды рухнули. Ты приносишь одни неприятности! С тех пор, как ты появился, у меня ничего не выходит! Я знала! Из-за тебя! Уйди-уйди! Уйди от меня! Гриша молча развернулся и обреченно зашагал, ничего не замечая вокруг. Она прогнала его. Она не хотела его видеть… ГОЛОС ГРИШИ: – Хорошо бы скорее состариться и помереть. Не нужен я ей. По-любому. А кому я нужен? Воронков мне никто. У матери таких, как я, еще трое. Нужен был бы, не отпустила. Никого кроме Нины нет у меня. А ей до меня дела нет. Да и она никому не нужна. У нее ведь тоже никого. Кроме него, почти придуманного. И кроме меня, которого она совсем не любит. Как странно – Нина рядом, чувствуешь ее запах, а дотронуться нельзя. Это самая страшная из всех придуманных пыток. И Москва – это тоже пытка. Ты ее полюбил, а она тебя – нет. Ты со всей душой, а тебе – пошел вон. Много таких. Счастья вокруг полно. Но оно не твое. Живешь тут, вроде как в лотерею играешь. Все покупаешь билетики и все не можешь выиграть. И все надеешься… А выход, выход где? |