Онлайн книга «А я люблю женатого»
|
– Пусть жрут, мне не жалко. – А мне жалко! Это твои деньги! Ты сама зарабатываешь! Воронков только по клубам ходит, Терещенко пьет как зараза! А этот старик не пьяный был, он даже не сумасшедший… Как там? «…Идет, идет, ищет хлеба и поцелуя». – Едет искать по свету хлеба и поцелуя. Никогда стихи не запоминаешь! – упрекнула его Нина. – Пошли картошку с колбасой жарить! Воронков явился под вечер, хитро посмотрел на Нину. Она тут же схватилась за пальто. – Что, уже сваливаешь? О! А я тебе шоколаду принёс, – зло улыбнулся он. – Не надо мне твоего шоколаду! – Ты глянь, какая свирепая! Мне не груби! Я в своем доме! Раз такая умная – тут больше не появляйся, глаза мне не мозоль! А шоколад я сам съем! Он захлопнул за Ниной дверь. – Зачем ты так, Лешка, – укоризненно заметил Гриша, а Воронков только и ждал момента поскандалить. – Молчать! Ты ее хоть уложил наконец? Опять нет? На кой такой скажи ляд она сюда ходит? А? Ты знаешь, кто ты есть? Урод ты моральный! Это я тебе как старший говорю! У меня стали деньги пропадать! Это что же – ты берешь или, может, Серега пропивает? – Да ты что, Леша, да как ты мог подумать! – возмутился Гриша. – Да она такой человек… – Не знаю я, какой она человек и знать не хочу! – перебил Воронков. – А вот напоит тебя однажды клофелином – и последнее из дому унесет! Мне маму твою жалко! Ты ж мне не чужой! Или СПИДом заразит, или еще чем похлеще! Потом не приходи жалиться! Жратва осталась? Воронков ушел на кухню, съел все, что принесли Гриша с Ниной. А Гриша сидел у себя на кровати. И все смотрел на картину с маками… ГОЛОС ГРИШИ: – Амапола… Это мак по-испански. Я прочел, что маки растут везде – от субтропиков до Арктики. 250 видов. И все необыкновенно красивы. Жаль, отцветают быстро – всего через несколько дней. Они растут у Средиземного моря на склоне гор. А иногда – как сорняки на полях. И лепестки у них покрыты черными пятнами. Будто их кто-то хотел испортить… Говорят, сок мака утоляет любую боль… Кто бы мою боль утолил? В кафе по кухне метался невменяемый Эрик. Он бил банки и бутылки и орал, заглушая музыку в зале: – Сволочи! Весь мир – гниды! Бедная Эля пыталась его успокоить: – Эрик, милый, пожалей, это же все твое! – Да, мое! Хочу бить и буду! Он с грохотом опрокинул табурет. А потом принялся громить холодильник. – Да что случилось, объясни ты! Кто тебя обидел, Эричка? Эля закрывала холодильник своим большим телом. – Кто-кто! Один раз в жизни поверил женщине! Один раз в жизни позвал к себе. И сам из дому не смылся, дождался ее. И все получилось! Представляешь?! Все получилось! Потом я уснул… А она… А она, стерва, сбежала! – зарыдал Эрик. – Ничего, Эричка, она вернется. Мужчины, знаешь, как часто сбегают? А потом иногда возвращаются – тогда, когда их совсем уже не ждешь! – Дура ты! – завопил еще громче хозяин кафе. – Она не просто так сбежала! Она унесла загранпаспорт. Денег – полторы штуки баксов. А еще – представляешь! – утащила сосиски из холодильника и «Комет»! «Комет», понимаешь! Ненавижу баб! И мстить буду всем вам! Мстить! Гриша зашел в комнату. Пьяный Терещенко дремал на диване. Воронков сидел на полу и читал их с Ниной книжку о хороших манерах. На его лице была написана крайняя степень недоумения. – «Будь осторожен с выбором темы для разговора. Не говори, что мама рассердилась на папу за то, что он не любит салат из сырой капусты. Что бабушка искала подвязки, которые она уже надела. Что в кухне засорился мусоропровод, потому что Бася насовала туда лапши…» Ты чё, Гриня, с ума спятил? Гриша включил утюг и начал молча гладить брюки. Воронков не отставал: – Ты смотри, одеваться стал как человек. Утюгом пользуешься! А все из-за нее, да, Гриня? Из-за крали своей! И так тебе от нее ничего толком не обломилось! А? Ты признайся! Гриш, а хочешь, помогу эту проблему порешить. А? Вдвоем-то оно полегче будет? Может, поделишься? Гриша метнул на него ненавидящий взгляд. – Алексей, не мучай ты человека! – попросил Терещенко слабым голосом. Но Воронкову нравилось мучить людей. – Будешь выступать – получишь! Кто вам тут всем помогает? Алексей! Без кого бы вы тут пропали? Без Алексея Воронкова. А тут такое читаю, что страшно становится. Доберусь я до твоей стервы! – пригрозил он. Это случилось двумя днями позже. Было холодно. Гриша и Нина сидели на диване. Она вязала ему свитер, а он читал: – «В концертном зале нужно вести себя так же, как в театре, потому что любителям музыки может помешать даже писк комара, не говоря о прочих звуках – таких как шелест бумаги или кашель…» Нина приложила вязание к его груди. – Башка твоя сюда пройдет? Пройдет! Читай дальше! – «Боевой дух стадиона не должен тебе передаваться настолько, чтобы ты вступал в сражение с соседями…» Он умолк, потому что в дверях появился воинственный Леша. Воронков с гадкой усмешкой приблизился к дивану, сел между ними. – Чё, «Камасутру» читаете? Я б тоже почитал! А спицы зачем? Это чё, для остроты ощущениев? – Вали отсюда! – крикнула Нина. Он схватил ее в охапку: – Ты чего, не поняла, дурочка, я тут живу, понимаешь, моя хата, я снял! – Леш, уйди… пожалуйста. – Гриша попытался оттолкнуть Лешу от Нины. Но она сумела за себя постоять. Выхватив спицу из вязания, больно уколола нахала. – Он здесь такой же хозяин, как и ты! Что, непонятно?! Леша извернулся и потянулся к Нине. – Ты, паскуда, в дом к нам приходишь, ни ему, ни мне не даешь. Я тебе заплачу. По тарифу, как привыкла. Не обижу. Ну, поцелуй меня, мне так хочется! Гриша не выдержал, хоть и боялся Воронкова, влепил ему страшную пощечину. А потом повалил на пол: – Не смей с ней так говорить! Не смей! Он бил его, кричал, Воронков отступил в ужасе и вдруг ударил Гришу. Они упали на пол, сцепившись, катались по старенькому ковру. – Серега, убивают! В родных стенах душат! – звал Воронков на помощь Терещенко. Терещенко вошел в комнату и увидел… Воронков, связанный по рукам и ногам, лежит на диване, во рту у нег кляп из Нининого вязания. – Мама дорогая, чего это? – испугался Серега. – Пусть остынет! – презрительно сказала Нина. Воронков выплюнул кляп из рта. – Ты у меня сто сорок раз этот день вспомнишь, щенок. Кровавой слезой умоешься, Гриня! А ты вообще сгниешь, стерва! |