Онлайн книга «Дай на прощанье обещанье»
|
– Ниче, – отвечала девочка, но безмятежный голосок абсолютно не соответствовал напряженно-сосредоточенному выражению лица. – Скоро? – Скоро, – обещала Алла Викториновна и складывала остальную одежду. – А трусы? – интересовалась Аглая. – Трусы снимать будешь? – А зачем? – демонстрировала встречный интерес бабушка. – Не знаю, – разводила руками девочка и ссылалась на надлежащую инстанцию: – Меня мама заставляет. – И что мама говорит? – торопилась удовлетворить уже теперь свое любопытство Алла Викториновна. – Говорит, пися дышит. – Ну… тоже правильно, – соглашалась Алла Викториновна, но сама на столь кардинальные меры не решалась. Аглая же тактично молчала. – А зубы? – вдруг вспоминала девочка, и Алла Викториновна спохватывалась: – Точно! Зубы! Совсем забыла. Когда зубы водворялись в стакан с водой, голос Аллы Викториновны немного менялся: он становился более мягким, а слова шепеляво-вкусными. – Все? – в нетерпении трепетала Аглая. – Ложишься? – Все, – подтверждала свою готовность Алла Викториновна и выключала свет. – А зачем свет-то выключила? – Девочка была явно недовольна. – А затем, – доступно объясняла Алла Викториновна. – Я тебе глазами светить буду. Смотри! Видишь? Внучка старательно таращила в темноте глаза, но, ничего не увидев, старательно врала: – Вижу! – Ну и какого цвета свет? – уточняла дотошная бабка. – Голубого! – сочиняла Аглая и на всякий случай добавляла: – Правильно? – Правильно! – подтверждала Алла Викториновна и перебирала пальцами по краю одеяла. – Чего ты делаешь? – Играю… – На одеяле? – Ну… – Ну чего ты врешь, баба. Кто ж так играет?! – Я так играю. Слышишь? Аглая минуту прислушивалась, а потом сама собой в ушах начинала играть голубая музыка… Рядом с Аллой Викториновной сами собой рождались не только свет и музыка, но и масса вопросов! Например, почему мама с папой на ключ запираются, а ее, Аглаю, оставляют в коридоре? Или почему в туалете пахнет? Или зачем ходить в школу, все равно старость наступит? Или почему тетю замуж не берут? В общем, много всяких «или» в голове возникает и про любое спросить можно. Потому что баба не кричит и не пугается, когда ее про зубы спрашивают, про какашки, про сколько лет и сколько стоит. И у нее на все ответ есть, о чем ни спроси, потому что она – колдунья. «Чуфырница», как называет ее большой поэт, когда она ему голову лечит. «Я не чуфырница», – обижается Алла Викториновна и руки ее летают все быстрее и быстрее. – Баба, – говорит о наболевшем Аглая. – Меня мама в туалете заперла. Сегодня. – Да ладно, – сомневается в истинности внучкиных слов Алла Викториновна. – Не могла тебя мама в туалете запереть, спорим? – Спорим! – бьется об заклад девочка, а потом через секунду идет на попятную: – Она только сначала меня заперла, а потом – отперла. Но я не вышла… – Это почему же ты не вышла? – удивляется Алла Викториновна и выключает ночник. – Не выключай! – требует Аглая и натягивает на голову одеяло. – Я всегда выключаю, – парирует бабушка. – Все равно не выключай, потому что темно! – А под одеялом тебе не темно? – Темно, – соглашается девочка и высовывает голову наружу. – Все равно не выключай, а то как в туалете. – А ты что, в темноте сидела? – Да, – подтверждает Аглая и снова лезет под одеяло. – А чего не вышла тогда? – Мама сказала извиниться, а я не извинилась. Пока не извинилась, выходить нельзя. – А по-моему, тебе просто нравится сидеть в туалете. – Не нравится, – отклонила бабкино предположение девочка. – Совсем? – Совсем! Ну, чуть-чуть только, когда можно там прятаться. – Так темно же?! – ловит блох Алла Викториновна. – Нет, – зевает Аглая. – Когда сама прячешься, звезду видно. – Лампочку? – не сразу понимает внучкину логику Алла Викториновна. – Нет, звезду. Пойдем, покажу. – Девочка слезает с дивана и тащит бабку к двери. – Ложись, – приказывает Аглая и укладывается на пол первая. Алле Викториновне не остается ничего другого, как бухнуться рядом. – Смотри, – внучка указывает на пробивающуюся под дверью полоску света. – Ну… – по-прежнему не понимает бабушка. – Вот так смотри, – жмурится девочка и прищуривает глаза: полоска света растягивается в тонкий луч, который при сильном зажмуривании то двоится, то троится, то вообще сияет звездой. – Поняла? – Поняла, – признается Алла Викториновна и поднимается с пола. – Я тоже так умею. – Ты? – сомневается Аглая. – Я, – убеждает ее Алла Викториновна и направляется в постель. – Давай спать. Девочка вскакивает, подбегает к дивану, плюхается на бабкино место и встает на лопатки: – «Березка». Можешь? – Нет, – отказывается Алла Викториновна изображать акробатический номер и снова тянется к лампе, чтобы наконец ликвидировать источник света. – Не выключай! – снова останавливает бабку девочка и щурит глаза. – Делай так же. Смотри! Алла Викториновна послушно таращит на свет сощуренные глаза и неожиданно догадывается до смысла фразы – «и звездочки в глазах». В глазах были уже не только рождественские звездочки, а неоновые пятна флуоресцентного желто-зелено-голубого оттенка. – А теперь так, – командует Аглая и накрывает себя и бабку одеялом с головой. – Видишь? «Еще бы не видишь!» Под одеялом плыли разноцветные круги. – А мои видишь? – Вижу, – поддакивает Алла Викториновна. – Твои какого цвета? – Мои желтые. – Это мои желтые, – не соглашается девочка. – А твои голубые… – И зеленые… – У меня тоже зеленые. И желтые тоже есть. Два. Лежат молча. Под одеялом становится душно. Алла Викториновна откидывает край и с шумом втягивает в себя воздух просторного зала: – Это ты поэтому из туалета не выходила? – Нет. – А почему? – продолжает выспрашивать Алла Викториновна. – Не хотела, – признается Аглая. – А-а-а… – с пониманием мычит Алла Викториновна и устало выдыхает: – Давай спать. – Нет, – отказывается девочка и сладко зевает. – Меня мама не любит. |