Книга Беглянка, страница 72 – Элис Манро

Вскоре после того, как мужчина зашел в дом, на дороге показалась еще одна машина.

– Сплошной поток, – сказала Нэнси. – Воскресными вечерами всегда полно народу. По крайней мере, летом. Люди отовсюду к ней съезжаются.

– Чтобы она определила, что у них в карманах?

Нэнси пропустила его колкость мимо ушей.

– В основном спрашивают об утерянных вещах. Важных вещах. Важных для них, по крайней мере.

– Она берет плату?

– Не думаю.

– А надо бы.

– Это еще почему?

– Она же бедная.

– Но ведь не голодает.

– Может, она нечасто угадывает.

– Сомневаюсь, иначе стали бы к ней до сих пор ездить?

На обратном пути сквозь душный коридор ярких розовых кустов тон их беседы сменился. Оба тяжело утирали пот и были не в силах больше подтрунивать друг над другом.

– Я не понимаю, – сказал Олли.

– А я – тем более, – подхватила Нэнси. – Она ведь не только вещи находит. Случалось, даже трупы.

– Трупы?

– Был один мужчина – все думали, что он шел по шпалам, попал в снежную бурю и замерз насмерть, но найти его не могли, а Тесса велела посмотреть у подножия утеса, на берегу озера. И точно. На шпалах его бы долго искали. А еще однажды корова пропала, а Тесса сказала, что та утонула.

– Ну? – не унимался Олли. – Если все так и есть, почему никто не попытался это исследовать? С научной точки зрения?

– Все так и есть, до последнего слова.

– Не могу сказать, что я ей не доверяю. Но мне хочется знать, как она это делает. Ты не спрашивала?

Ответ Нэнси его удивил.

– Это было бы бессовестно, – сказала она.

Теперь, похоже, беседа надоела ей.

– Хорошо, – не отступался Олли, – а в школе она тоже так умела?

– Нет. Не знаю. По крайней мере, виду не подавала.

– Значит, она была как все?

– Не совсем. Хотя кого вообще можно назвать таким, как все? Я и себя всегда считала особенной. Джинни – себя. А Тесса просто всегда жила на отшибе и по утрам, перед школой, доила корову, чего никто из нас не делал. Я всегда старалась с ней дружить.

– Не сомневаюсь, – мягко сказал Олли.

Она продолжила, будто не услышала его слов.

– Думаю, это началось… думаю, это началось, когда она заболела. Лет в четырнадцать она заболела, даже припадки были. Она бросила школу и не вернулась, вот тогда-то и начались все эти странности.

– Припадки, – повторил Олли. – Эпилептические?

– Вот уж чего не знаю. Ох, – Нэнси отвернулась, – какая же я стерва!

Олли остановился:

– Это еще почему?

Нэнси тоже остановилась:

– Я специально тебя сюда привела – хотела показать, что у нас тут тоже есть кое-что особенное. Она. Тесса. То есть хотела показать тебе Тессу.

– Ага. И что?

– Ты ведь не думал, что здесь есть что-нибудь, достойное твоего внимания. Думал, над нами только потешаться можно. Над всеми нами. Вот я и захотела тебе ее показать. Как аномальное явление.

– Я бы не назвал ее аномальным явлением.

– Да ведь я потому и затеяла эту встречу. Мне надо надавать по голове!

– Ну уж.

– Надо вернуться и попросить прощения!

– Я бы не стал.

– Не стал бы?

– Нет.

Вечером Олли помог Нэнси подать к столу холодный ужин. Миссис Бокс оставила в холодильнике приготовленного цыпленка и пару салатов, а Нэнси в субботу испекла бисквит, который собиралась подать с клубникой. Они накрыли стол на веранде – там, куда падала вечерняя тень. После основного блюда, перед десертом, Олли понес тарелки и салатницы обратно в кухню.

Вдруг он спросил:

– Интересно, хоть один из них догадался принести ей угощение? Вроде курицы или клубники?

Нэнси была занята тем, что макала лучшие ягоды во фруктовый сахар. Через мгновение она переспросила:

– Кому?

– Той девушке. Тессе.

– А, – ответила Нэнси. – Да она кур держит, всегда может одну зарезать. Не удивлюсь, если у нее и огород есть. В деревне почти у всех огороды.

Приступ раскаяния по дороге домой пошел ей на пользу, но уже закончился.

– Дело не в том, есть в ней аномалия или нет, – продолжил Олли. – Просто сама она себя аномальным явлением не считает.

– Ну конечно.

– Ей достаточно быть собой. Глаза у нее удивительные.

Нэнси пошла спросить Уилфа, не хочет ли он сыграть на рояле, пока она будет готовить десерт.

– Мне надо взбить сливки, а в такую погоду на это уйдет целая вечность.

Уилф сказал, что им придется подождать, так как он очень устал.

Однако он все же сыграл, но позже, когда уже была вымыта посуда, а за окном начали сгущаться сумерки. Отец Нэнси не ходил на вечерние службы – думал, это уж чересчур, – но запрещал по воскресеньям карточные и настольные игры. Пока Уилф играл на рояле, он снова пролистал «Пост». Нэнси сидела на ступеньках веранды, вне поля его зрения, и курила сигарету, надеясь, что отец не учует запаха табака.

– Когда я выйду замуж… – сказала она Олли, который стоял, облокотившись на перила, – когда я выйду замуж, буду курить когда захочу.

Олли, конечно, не курил из-за проблем с легкими.

Он рассмеялся:

– Ну-ну. Ради одного этого стоит выйти замуж.

Уилф по слуху играл «Маленькую ночную серенаду» [41] .

– А он хоть куда, – заметил Олли. – Пальцы быстрые. Но девчонки говорили, что слишком холодные.

Однако думал он не о Уилфе, не о Нэнси, не об их браке. Он думал о Тессе, о ее странности и спокойствии. Думал, чем она занята этим жарким вечером в конце той узкой дороги, обсаженной дикими розами. Беседует до сих пор с посетителями или хлопочет по дому? А может, вышла и села на скрипучие качели, совсем одна, в мягком свете восходящей луны?

Вскоре ему предстояло узнать, что по вечерам Тесса таскает ведрами воду от колонки к своим помидорным грядкам, окучивает фасоль и картошку, а если он хочет поболтать, то пусть помогает.

Нэнси же тем временем все больше увязала в предсвадебных приготовлениях, и ей совсем некогда было думать о Тессе или о нем, разве только жаловаться время от времени, что Олли теперь вечно не доискаться, когда он нужен.