Онлайн книга «Девичьи сны»
|
– А что такое ас-те-ро-фи-тон? – Это что-то растительное: фитон. Кажется, вид водорослей. – Круглов принимается раскрашивать схему акварельными красками. – Ну и словечки выкапываешь, Костя. Что ты читаешь? – «80 тысяч верст под водой». Как капитан Немо и Аронакс гуляют по дну океана. Ух, здорово! – А уроки ты сделал? – осведомляется Круглов. – Угу. Продолжительный звонок у входной двери. Костя идет открывать, впускает в комнату женщину очень строгого вида, в зеленом плаще-болонье. – Пахомова, председатель жэка. – Она устремляет на Круглова немигающий пристальный взгляд. – Как ваша фамилия, гражданин? – Круглов. – Имя-отчество? – Георгий Петрович. Садитесь, пожалуйста. – Он придвигает ей стул. Но Пахомова не в гости пришла и рассиживаться тут не собирается. Она достает из сумки папку, листает бумаги. – Где вы прописаны? – На Марата, 36. Я снял у Арутюнова квартиру официально, у вас в жэке не возражали. Арутюнов мой старый товарищ по флотской службе… – Сколько вы собираетесь здесь прожить? – Вероятно, до конца его заграничной командировки. Потому что с квартирой мне… – Где вы работаете, Круглов? – Я ушел с работы. В сентябре начну преподавать в школе. – Вы не работаете три месяца. – Два с половиной. Я же объясняю вам: с нового учебного года приступлю к преподавательской работе. Есть договоренность на этот счет. В середине учебного года устроиться практически невозможно. – У вас семья, так? На что вы живете? – Ну… во-первых, работает жена. Во-вторых, я подрабатываю. Вот, – показывает он на ватман, расстеленный на столе, – делаю наглядные пособия для школьного кабинета биологии. Пахомова и бровью не повела на наглядное пособие. – Должна вас предупредить, гражданин. Поступил сигнал от жильцов. Живете не по месту прописки, нигде не работаете. – Я же объясняю… – Для устройства на работу вам дается две недели. Если через этот срок не представите справку с места работы, то придется действовать по закону. – По какому закону? – Сами знаете. За тунеядство. – Я тунеядец?! Да вы… – Круглову воздуху не хватает, он судорожно глотнул. – Как вы смеете… – Я предупредила, – холодно обрывает председатель жэка. – До свидания. Твердо прошагала к выходу. Костя запирает за ней дверь и возвращается к своему дивану, к Жюлю Верну. Вдруг, кинув взгляд на отца, замечает: что-то неладно. Круглов стоит неподвижно, вцепившись в спинку стула, и лицо у него такое… такое… Костя пугается: – Пап, что с тобой? Ты слышишь?.. Папа! – Он вскакивает, тормошит отца. – Что с тобой? – Ничего, – тихо говорит Круглов. – Который час? Костя смотрит на будильник. – Без двадцати десять. Пап, ты как будто окаменел… Круглов наконец оторвал руки от спинки стула. Идет к телефону, крутит диск. – Люба? Привет. Маша у тебя? – Здравствуй, Юра. Да, Маша у меня… – отвечает Люба Куликовская. – Позови, пожалуйста. – Она только что вышла, Юра… В передней щелкает замок. Круглов с трубкой у уха смотрит на вошедшую Машу и говорит: – Понятно. Она только что вышла от тебя, села на самолет и мигом прилетела домой. Спокойной ночи, Люба. Кладет трубку. Маша, надев домашние туфли, поправляет перед зеркалом прическу. Она, разумеется, сразу поняла смысл того, что сказал в трубку Круглов, но ничем не выказывает ни смущения, ни смятения. Маша – абсолютно спокойна. – Вы поужинали? – Да, – отвечает Круглов, задумчиво глядя на нее. – Мы с Костей пили чай и ели чайную колбасу. – Пойду тоже попью. Костя, умываться и спать. Слышишь? – Угу. – Костя на диване переворачивает страницу. * * * В кухне Круглов, прислонясь к косяку двери, смотрит как Маша ставит на газ чайник, вынимает из холодильника еду. – Попьешь чай? – Попью. – Он садится за стол. – Почему не попить чаю со своей женой поздним вечером. – Не такой уж поздний. – Маша ставит перед ним стакан чаю и садится напротив. – Что ты уставился на меня? Хочешь спросить, где я была? – Ты была у Любы. – Нет, – говорит она после небольшой паузы. – Нет, – повторяет тихо. – Надоело врать. Ох как надоело! Давно хотела тебе сказать… – Не надо, Маша. – Почему не надо? Тебя устраивает мое вранье? Нет уж, милый. Скажу. Не могу больше… Я тебе изменила. Только не думай, что я просто… – Знаю. – Круглов сидит с опущенной головой, обеими руками держа стакан с остывающим чаем. – Ты не просто. Ты полюбила другого человека. – Режешь по живому, Юрочка… Ну, раз ты такой проницательный, то… Сил нет больше, понимаешь, нет сил… Это вечное неустройство… без своей квартиры, без денег… извини, без надежды, что станет лучше… – Да, да, понимаю. – Что ты понимаешь? – с горечью говорит Маша, еле сдерживая слезы. – Если б ты понимал, ты бы давно все получил… Все, что тебе полагается – по уму, по таланту… по твоим, наконец, военным заслугам… Так ведь ничего! Ровным счетом ничего для семьи не делаешь! Все для человечества! Не меньше! Как будто я… мы с Коськой… не часть человечества… Теперь она, уже не таясь, плачет. – Да, да, – потерянно кивает Круглов. – Ты права. Я во всем виноват, я один… безнадежный неудачник… обитатель чужих квартир… тунеядец… – Что ты несешь? – Она всхлипывает. – При чем тут тунеядец? Круглов встает, подходит к раскрытому окну, к подоконнику, где спит в горшочках чужая герань. – Машка, я все понимаю. Ты права. Ты… уйди к нему. Рогачев благополучный человек, он сделает тебя счастливой. Маша замирает с платком у глаз. – Откуда ты знаешь, что это Рогачев? – Не знаю, – глухо отвечает Круглов, стоя к ней спиной. – Вдруг меня осенило. Пауза. За колышущейся занавеской тихо нисходит белая ночь. С улицы доносится летучий женский смех. Маша вдруг вскакивает, порывисто бросается к Круглову, припадает к нему, и плачет, и говорит сквозь слезы: – Юрка, не смей… не смей меня гнать к нему… слышишь?.. Хороший мой, родной… На них, раскрыв рот, смотрит Костя, возникший на пороге кухни. И еще одна белая ночь – одна из тех ночей, когда так сильно, так глубинно ощущаешь вдруг, что мир устроен прекрасно, но совсем не просто. |