Онлайн книга «Адриан Моул. Годы капуччино»
|
В 7.30 утра позвонила Элеонора (рановато, по-моему) и извинилась за свое меланхоличное поведение накануне. Судя по всему, она проходит сеанс психотерапии по причине «несовершенного воспитания и, как следствие, отсутствия чувства собственного достоинства». Подробности выведывать не стал. Сказал, что я тоже обращался к психотерапевту по причине «невнимания ко мне родителей, когда я был ребенком». В свои тридцать один год я могу вспомнить только два примера родительского самопожертвования, проявленного отцом. В первом случае мне было шесть лет, и я уронил малиновый леденец в песок в Уэллсе. Папа отдал мне свой (наполовину съеденный). Второй произошел, когда меня исключили из школы за то, что я нарушил правила, явившись в красных носках. Папа отпросился на работе, пошел к директору, пучеглазому мистеру Скратону, и заставил его принести униженные извинения. 2 часа ночи. Что касается бучи из-за красных носков. Только что вспомнил, как было дело. 1. Отец не отпрашивался на работе. Он был тогда безработным. 2. Он не противостоял пучеглазому Скратону в помещении школы. Он ему позвонил. 3. Скратон не приносил униженные извинения. 4. На третий день я капитулировал и прибыл в школу в черных носках. Суббота, 18 апреля День рождения Гленна Сегодня утром Гленн зашел ко мне в комнату и поблагодарил за открытку с надписью «Ты тинэйджер, сынок!» (Рисунок: светловолосый мальчуган в бейсболке, надетой задом наперед, сидит перед компьютером.) Он попросил прочесть стих внутри открытки. Я прочел и пожалел, что не сделал этого в магазине. Тогда бы я непременно купил другую открытку. «Мальчишка!» — повитуха вскричала. И великая гордость меня обуяла. И с гордостью этой тебя я растил, С тобой в зоопарк охотно ходил. Буквам и цифрам тебя обучал, В минуту невзгод плечо подставлял. И вот ты достиг пути середины: Уже не дитя, еще не мужчина. Теперь ты тинэйджер, вся жизнь впереди. Готовься, надейся, поблажек не жди: Печаль и раздоры тебя закружат, Но долг мой — советом тебя поддержать. Родной ты мне сын, а я твой отец. На том и умолкну, словам всем — конец. Думаю, Гленна это поэтическое выражение любви тронуло, хотя наверняка не скажешь, когда у него такое лицо. Я купил ему в спортивном магазине форму английской сборной, и он тут же бросился в ванную — переодеваться. У мальчика мои ноги: в трусах он выглядит не лучшим образом. Уильям подарил Гленну открытку, которую сделал в детском саду: картонный футболист, украшенный приклеенной и расцвеченной кукурузной кашей. Когда мы завтракали (я требую, чтобы мы вместе сидели за столом — когда я рос, моя мать ела стоя спиной к раковине, а отец сидел на педальном мусорном ведре), Гленн спросил: — Ко мне придут неожиданные гости, папа? Ответил ему: — Нет. А Гленн сказал: — Ты ведь так и должен отвечать, правда, папа? Когда он вышел на улицу, чтобы вместе с Уильямом погонять по двору футбольный мяч, я позвонил Шарон и попросил ее прийти вместе с детьми. Кажется, Шарон обрадовалась — она еще не бывала на Крепостном Валу. Затем я позвонил своим родственникам и упросил их прийти к 5 часам и принести открытки и подарки. На автоответчике Элеоноры оставил сообщение. Большую часть дня закупал все необходимо для приема «неожиданных» гостей. Купил футбольный торт от Джейн Эшер и тринадцать свечей. В 4.45 приготовил большую кастрюлю картофельного пюре и поставил в духовку тридцать пять сосисок «Уокерз». Нарезал два фунта испанского лука и поджарил его на медленном огне. Следующие четверть часа я провел на пороге дома, озабоченно оглядывая улицу и моля, чтобы гости все-таки пришли. В конце концов, пешком притащились Шарон, Кейстер, Кент и Брэдфорд, а потом приехали мои родственники. Попросил их подождать снаружи, затем заманил Гленна во двор, сказав ему, что хочу отточить мастерство владения мячом — весьма малоправдоподобный предлог, но он купился. Через пять утомительных минут, в течение которых я делал вид, что интересуюсь футболом, завлек мальчика в гостиную, которая уже наполнилась друзьями и родственниками. Гленн покраснел до корней волос и не произнес ни слова, когда собравшиеся пропели «С днем рождения тебя!». На фоне остальных выделялся голос Элеоноры — как выделяется певчий дрозд на фоне вороньего карканья. Когда подавали чай, Таня Брейтуэйт громким шепотом сказала отцу: — Сосиски, картофельное пюре и жареный лук? Как это примитивно. Мама услышала и тотчас взбеленилась: — Что ты имеешь против сосисок? — Против сосисок, как таковых, я ничего не имею, — ответила Таня. Мама многозначительно посмотрела на отца и заметила: — А ты, полагаю, теперь и на сардельки согласен. Таня сердито отвернулась и следующие полчаса трепалась с Элеонорой о кашемире. — Это возмутительно, — услышал я ее слова. Когда Таня ушла, я заметил Элеоноре: — Если Таня считает, что цена возмутительно высока, ей не следовало покупать кашемир. Элеонора недоуменно посмотрела на меня и сказала: — Мы говорили не о кашемире. Мы обсуждали положение в Кашмире. Я рад, что меня больше к ней не влечет. Ни одному нормальному мужчине не захочется иметь отношений с плоскогрудой женщиной, которая на исходе дня рассуждает о каком-то Кашмире. Кейстер привел в восхищение всех гостей, его передавали его из рук в руки и тискали. За исключением Элеоноры. Втайне я считаю, что младенец весьма уродлив — точь-в-точь Вуди Аллен, только без очков, разумеется. Шарон выглядела обрадованной, когда Гленн попросил мою маму сфотографировать его с родителями. Мама сделала несколько снимков своим одноразовым фотоаппаратом. Она была весьма довольна, когда Гленн поблагодарил ее: — Спасибо, бабушка. Ей нравится, что Уильям зовет ее бабушкой. Воскресенье, 19 апреля Сегодня утром спросил Гленна, что такое саббат [104] . Он сосредоточенно сморщил лицо, а потом сказал: — Помоему, это какая-то доисторическая рок-группа, да? — Группа называется «Блэк саббат», — ответил я, — и прославилась высмеиванием христианства и нравов среднего класса. |