Книга Адриан Моул. Годы капуччино, страница 76 – Сью Таунсенд

Пятница, 1 мая

6.30 утра.

Пандора только что покинула мою кровать! Она появилась вчера в полночь в совершеннейшем смятении после ее отставки в министерстве сельского хозяйства и рыболовства.

— Не знаю, зачем я здесь, — разрыдалась она.

И прямо на пороге рухнула в мои объятия. Я провел ее в дом и сказал, что это страшная трагедия — уйти в отставку из-за интриг вонючих моллюсков. Мы сели у камина; Пандора достала из портфеля бутылку «Столичной» и попросила принести два стакана. Я умчался на кухню, насыпал в вазочку подсоленных хлебных палочек, ломтями настрогал сыр, бросил в стаканы лед и нашел бутылку тоника. Все это я поставил на поднос и отнес в гостиную.

— Хочу напиться! — объявила Пандора, когда я вошел

Она скинула туфли и свернулась в древнем кресле Арчи. Когда она закурила сигарету, на нее сурово посмотрел портрет Беатрисы Вебб [106] .

— И все равно брюхоногие моллюски похожи на сморщенные члены, — с вызовом сказала Пандора и добавила: — Почему я должна терять работу только из-за того, что сказала правду?

Наивный вопрос в устах члена парламента. Я опустился рядом с ней на колени и взял ее за запястье. Пандора удивилась:

— Что это ты щупаешь мне пульс?

Затем расплакалась и сказала:

— Я всегда о тебе помнила, Ади.

Мы покончили с водкой, и я откупорил бутылку шампанского, которую приберегал к встрече миллениума. После того как было выпито и шампанское, я порыскал в кладовке Арчи и обнаружил полбутылки бренди «Мартелл». Эндрю зашипел на меня, когда я плеснул немного в стакан Пандоры.

В 2.30 ночи зазвонил телефон, но в трубке слышалось лишь легкое дыхание.

Вскоре после этого мы с Пандорой, пошатываясь, поднялись ко мне в спальню. Она всю ночь спала в моих объятиях. Мы оба не сняли нижнее белье (пандорино разочаровало меня своей практичностью). Я предвкушал, как утром займусь с ней любовью, когда мы оба протрезвеем, а дабы нам не помешали, запер дверь изнутри, но в 6.15 утра запищал пейджер, и Пандора подскочила.

У нее опять были дела.

Она спешно оделась, пробормотала: «Спасибо», отперла дверь и побежала вниз. Мгновение спустя я услышал, как ее «сааб» свернул за угол.

В 7 часов Пандора позвонила из машины.

— Я должна знать, Ади, мы этим занимались?

Я заверил ее, что в плотском познании друг друга мы продвинулись не дальше, чем в прежние времена. Спросил ее, куда это она так сорвалась.

— У меня встреча с Аластером, будем решать, как устроить мое возвращение. Потом мы вместе с фотографом обедаем в рыбном ресторане «Уильтонс».

Догадываюсь, что она выберет из меню.

9.30 вечера.

Неожиданная вспышка со стороны Элеоноры! Должен сказать, когда она сегодня объявилась на моем пороге и молча проследовала мимо в дом, вид у нее был довольно безумный. После урока я предложил ей чашечку чая. Элеонора кивнула, кусая кубы и немного напоминая Анну из фильма «Мы с королем», когда та говорит Юлу Бриннеру, что возвращается в Англию [107] . Я готовил чай в гнетущей тишине — лишь во дворе шлепал футбольный мяч. Протянул Элеоноре кружку с надписью «Сегодня у вас плохой день?» (Условное изображение женщины со стоящими дыбом волосами.) Элеонора посмотрела на кружку и вопросила:

— Почему эта кружка?

— Ни по чему, — ответила я. — Взял ее наугад.

Элеонора продолжала:

— Почему вы перестали смотреть на мои запястья?

А потом рассказала сдавленным голосом, что всю ночь простояла у моего дома и видела, как Пандора ушла в 6.20 утра. Что я мог ответить, дорогой Дневник? Застигнут на месте преступления! К сожалению, я слишком шумно втянул в себя чай, затем попытался скрыть этот факт, закашлявшись. При этом часть жидкости попала в дыхательное горло. В результате я забился в судорожном кашле, который сопровождался соплями, слезами и легким подтеканием мочи из переполненного мочевого пузыря.

В кухню вошел Гленн и спросил:

— Почему ты плачешь, папа?

Ответить я ему не смог. Вместо меня это сделала Элеонора:

— Этот мир — юдоль печалей, Гленн.

Крайне неверная интерпретация моих слез.

— Думаю, с миром все в порядке, — ответил Гленн.

Подумать только, однажды я мечтал возлежать на Элеоноре и покрывать ее бледное тело поцелуями!

Когда Гленн удалился принимать ванну, я пришел в себя и сказал Элеоноре:

— Я предпочел бы, чтобы вы не создавали у Гленна впечатления, будто я имею привычку плакать из-за печалей этого мира.

— Теперь для меня все в черном цвете, — скорбно отозвалась она.

— Это вы сами в черном цвете. Почему бы вам не внести в свою жизнь какую-нибудь иную краску? Розовая блузка или белый джемпер мог бы вас развеселить.

— Мой нумеролог предупреждал меня, что я познакомлюсь с новым любовником посредством своей работы и все закончится слезами.

— Элеонора, вы все время складываете два и два и каждый раз получаете пять. Мы никогда не были любовниками.

Она посмотрела мне в глаза и сказала:

— А вы хотите, чтобы мы стали любовниками?

Я объяснил, что подобно Стивену Фраю, дал обет целомудрия.

— Я вам не верю, — ответила Элеонора. — Настоящая причина в том, что вы говорили с Роджером Терпишем и полицией.

— О чем? — встревожился я.

Она пропустила вопрос мимо ушей:

— Вы влюблены в эту парламентскую шлюшку. Она была в нашей постели.

Пришлось признать:

— Мы с Пандорой спали вместе. Однако между нами не имело место ничего, связанного с сексом. Мы ни на секунду не снимали нижнего белья.

Тут-то Элеонора и выдала новость, что Стивен Фрай отказался от целомудрия и вот-вот заявит, что секс — это «совершенно изумительная вещь».

Гленн крикнул из ванной, что Уильям похитил у него мыло в форме футбольного кубка мира. Я поднялся, чтобы разобраться с мальчиками. Когда я спустился, то от меня не укрылось, что Элеонора расстегнула одну пуговицу на своей черной шелковой блузке. Непринужденно спросил, почему она упомянула полицию. Этот вопрос не давал мне покоя.

— Если вы действительно хотите знать, — ответила Элеонора, — я уже попадала в полицию, хотя какое отношение это может иметь к моей квалификации как учителя…