Книга Напряжение счастья, страница 35 – Ирина Муравьева

Минут через сорок мы доехали. Институт Сербского. Знаю, много раз проходила мимо, хотя никогда не обращала внимания. Входим через какую-то заднюю дверь вроде проходной. Сидит страшная бабища, людоед в косынке. Ян ей называет фамилию, и нас пропускают. Специально пишу подробно, боюсь перепутать! Заходим в маленькую приемную. Я начинаю дрожать, мне холодно. Нюра держит меня под руку. Белая вся, волосы распущены. Девочка, как мы с тобой здесь оказались? Пожалей маму! Не пожалеет, наверное. Плоть и кровь моя… Но я ведь не знаю главного! Главного-то я не знаю! Чья душа в тебе, плоть моя? Кто в тебя вселился, доченька?

У меня паника, я чувствую, что схожу с ума, у меня путаница, паутина, не помню, почему мы здесь, кто это рядом с Нюрой…

Я взяла себя в руки и заставила – я заставила – себя успокоиться. Вошел длинный, смуглый, сутулый, с острой черной бородой. Черт в халате. Поздоровался со мной за руку. Имени я не запомнила. Начали беседовать. Я уже не дрожу, мне не холодно, мне почти не страшно. Он хотел побеседовать наедине, Нюра и Ян вышли, мы остались. Он какой-то странный, как загримированный, как из оперы. А вдруг он и не врач? А кто же? Он спросил, чувствую ли я подавленность? Чувствую, но тебе не скажу. Что такое – «подавленность»? Если у человека отняли одного ребенка, и непонятно, что завтра случится с другим ребенком, и мужа нет, и работы нет, что прикажете чувствовать? Вдохновение? Я ему сказала, что у меня климакс. Он кивнул головой и поставил вопрос иначе: чувствую ли я себя хуже и беспокойнее, чем раньше, скажем, полгода назад? Мне опять страшно: а вдруг он меня не выпустит отсюда? Зачем они закрыли дверь? Почему он прогнал Нюру с Яном? А если – это… Мне страшно, страшно, но я не должна кричать, я ничего не покажу, потому что тогда они меня точно не выпустят! Если бы только голова не болела так сильно! Он похлопал меня по руке. Поймал мою дрожь. Я стиснула зубы, чтобы не закричать.

– Давайте успокоимся, – сказал он, – я хочу вам только добра, у вас сильное нервное истощение… Скажите, вы читаете книги? Газеты? Ходите в гости? В театры?

Я поняла, что надо быстро и решительно лгать. Только это меня спасет! Какая пытка!

– Я очень много читаю, – сказала я, – я много смотрю телевизор. У меня много друзей, и я очень люблю театр.

– Я вам задам личный вопрос, но меня вы не должны стесняться, – сказал он. – Вы ведь расстались с мужем, как я слышал? Как давно прервались ваши интимные отношения?

– Не помню, – сказала я, стуча зубами (ничего не могу поделать!).

– Ну, примерно? – спросил он.

– Год, – наврала я, – может быть, чуть-чуть меньше.

– Кто был инициатором, можно вас спросить? – сказал он.

– Я, – наврала я.

– Почему? – спросил он.

– Я перестала любить своего мужа, – наврала я.

– Вы увлеклись кем-то другим? – спросил он.

– Нет, – сказала я.

– Тогда почему вы? – спросил он. – Вы не были удовлетворены своим мужем?

– Да, – наврала я. – Не была.

Он сверлил меня круглыми черными глазами. Страшно мне. Когда выпустят? Я сейчас закричу. Но они не выпустят меня, если я закричу. Терпи, терпи, Наталья.

– Бывают ли у вас, – он сделал паузу, – бывают ли у вас сексуальные фантазии?

– Нет, – сказала я.

– А вообще фантазии? Сны? Представления?

– Нет, – наврала я, – сплю как убитая.

– Как вам живется в семье?

– Я что, обязана отвечать на этот вопрос? – спросила я.

– Нет, – сказал он спокойно, – но я думал, что вам самой хочется поговорить об этом.

– Я не очень люблю разговаривать с незнакомыми людьми на подобные темы.

– Понимаю вас, – кивнул он, – конечно, конечно. Но если вы не хотите о семье, давайте…

– Давайте не будем, – попросила я.

– Давайте, – согласился он, – я могу предложить вам попринимать кое-что… Но на один вопрос я все же попрошу вас ответить…

– Хорошо, – сказала я.

– Думаете ли вы о смерти, и если думаете – то кажется ли вам, что смерть была бы для вас…

Он на секунду запнулся, словно подыскивая слово.

– Выходом? – спросила я.

– Ну, если хотите, то да, выходом.

И тут я поняла, что нельзя говорить правду – совсем нельзя!

– Нет, – сказала я, – никаких таких глупостей я не думаю. Никогда.

Он облегченно усмехнулся. Достал из кармашка рецепт, что-то на нем нацарапал, приоткрыл дверь в коридор, и тут же появились Нюра с Яном. Он протянул Яну рецепт, а Нюре сказал:

– Побеседовали мы с вашей матушкой. Ей нужна спокойная домашняя обстановка.

Она вспыхнула и разозлилась.

– Советую ей несколько дней побыть дома, не волноваться, не выезжать никуда и ни с кем посторонним не встречаться.

У меня было ощущение, что он чего-то недоговаривает, но вот – чего? Он пожал нам руки, нахмурился и быстро ушел. Вернулись домой на сиамце. Я прошла в свою комнату и сразу легла. Тролль завилял хвостом, но не поднялся мне навстречу. Что с ним? Нюра принесла мне таблетку и стакан воды. Ну уж дудки! Откуда я знаю, что это за таблетка? Все что угодно может быть! Нюра стояла надо мной в ожидании, брови сведены. Я положила таблетку под язык.

– Запей, – сказала она.

Я сделала вид, что глотнула. Она мне поверила и ушла. Кончаю записывать, голова.

4 июля. Боюсь, что мне что-то подмешивают в еду. Все время хочется спать. Вчера Нюра была целый день дома и сторожила меня. Сделала мне бутерброд и сварила манную кашу. Каша подгорела, готовить она не умеет. Я виновата – не научила. Я сказала, что хочу позвонить Адочке. Она сказала: «Звони», но осталась стоять в столовой, где у нас телефон.

Никому я не собиралась звонить! Какие теперь подруги, зачем и откуда? Пришлось сделать вид, что набираю, а там занято. И вдруг мне пришла в голову другая мысль. Я позвонила в мастерскую. Подошла женщина. Я знала почему-то, что подойдет эта женщина, хотя раньше Феликс терпеть не мог, чтобы посторонние торчали в мастерской. На всякий случай изменила голос, это я умею.

– Будьте добры Феликса Алексеевича, – сказала я.

– Он занят, – сказала она.

– Занят? – удивилась я.

Нюра подскочила и хотела нажать на рычаг, я не дала.

– Пожалуйста, передайте ему, что звонила жена, – сказала я уже своим голосом и бросила трубку.

– Зачем тебе отец? – прошипела Нюра. – Мало тебе нас с Яном?

– Когда-то, – сказала я, – мы с твоим отцом составили завещание. Я хочу внести в него кое-какие изменения.

Она странно посмотрела на меня. Поверила! Я, кажется, додумалась до чего-то стоящего! Это отличный ход! Деньги! Заманить Феликса деньгами! Добром все равно ничего не получится, можно только силой или хитростью. Или страхом. Сделаю все, что смогу. Вечером опять обманула Нюру с таблеткой. Выбросила в уборную, спустила воду. В девять она ушла, сказала, что ненадолго, и закрыла дверь на ключ. Я не могу выйти, моего ключа нигде нет. Терпи, Наталья, терпи! Они с тобой не справятся. Завтра я покажу ей, как меня запирать!