Онлайн книга «Демоны в Ватикане»
Я положил руку на переплет из телячьей кожи и… резко ее отдернул. – Ай! Она жжется! – Что-о-о-о?!! – привстал Торквемада, резко вскидывая левую ладонь. – Шучу, – торопливо исправился я, кладя руку обратно. – Шутка. Просто шутка. Видите, все нормально, все в порядке. – Я ненавижу шутки. – Понял, виноват, больше не буду. Торквемада крайне неохотно уселся обратно. Пристально уставился на меня и процедил: – У тебя слишком много зубов… Тут с ним не поспоришь, зубов у меня много. Не знаю, сколько именно, как-то ни разу не приходило в голову пересчитать. Но много. Может, штук сто. Хотя он вряд ли имеет в виду зубы в буквальном смысле. – Ну и что мне сейчас делать? – осторожно спросил я. – Исповедоваться. Рассказать мне обо всех своих грехах. – Блин, тут даже не знаешь, с чего начать… – С самого начала. Я буду задавать тебе вопросы, а ты отвечай, ничего не скрывая. Понял? – Угу. Начинайте, падре. – Отвечай, тварь, имеешь ли твердую веру в слово Божие и учение Святой Церкви? – Да… думаю, да. – Не страдаешь ли от нападения на твою душу частых сомнений в истинах святой веры? – В частых – не страдаю. Но иногда сомнения, конечно, приходят… – Не допустил ли когда сомнения и неверия в Промысел Божий? – Бывают моменты… – неохотно признался я. – Вот недавно был один случай, когда сильно засомневался… – Не страдаешь ли бесчувствием и окаменением сердца в деле веры? – Да нет, не думаю. Хотя и не совсем понимаю, что вы имеете в виду. – Не был ли когда безбожником или не сочувствовал ли пагубному учению безбожников? – Нет, точно не был. – Не сочувствовал ли ты когда еретическим лжеучениям? – Не сочувствовал. Я про них ничего и не знаю. – Не подвергался ли когда отчаянию в своем спасении по случаю каких-либо тяжких грехов, тобой соделанных? – Подвергался… Я вообще очень сомневаюсь, что у демона есть шансы на спасение… – Я тоже. Но ты должен прикладывать к этому все усилия. Не страдаешь ли ты духом уныния? – Страдаю, еще как страдаю. У меня постоянно хандра. Жить не хочется, а хочется устроить своему черепу освежающий душ из когтей. Суицидальные наклонности. Хотя на самом деле это я больше треплюсь, если честно. Если б на самом деле хотел убиться, так давно бы уже убился. – Не испытываешь ли ложного и вредного для спасения души страха вражеского? – Да вроде нет… – с сомнением ответил я, снова не совсем понимая, о чем вообще речь. – Не обращался ли когда к волшебникам, гадателям будущего и ворожеям? Не желал ли чрез них узнать будущее или получить облегчение от болезни, или избегнуть несчастья? – Было, не раз. Память мне возвращали волшебством, еще кое-чего… А это разве запрещено? У вас же вроде только темное колдовство запрещено? – Да, не всё волшебство запрещено. Но всё – греховно. Не повинен ли ты греху суеверия? Не веришь ли в счастливые и несчастливые дни, встречи и другие приметы? – Нет, не верю. Фигня это все. Я только число тринадцать не люблю. Несчастливое оно какое-то. – Не гадаешь ли о будущем по книгам Священного Писания? – Да я и не умею. – Не ленишься ли молиться Богу? – Ленюсь. Постоянно забываю. Да и не умею толком. Не научили в детстве. – Не любишь ли тварь больше Творца? Не пристрастился ли к чему-либо земному до забвения Бога? – М-м-м… Вроде как нет… Хотя тут надо подумать, припомнить все хорошенько… – Не допустил ли греха человекоугодия, то есть не льстил ли кому и не одобрял ли худых дел? – Да нет. На хрена мне кому-то льстить? – Не надеялся ли на человека более, чем на Бога? – Да при моей жизни только на Бога надеяться и остается. От людей я уже давно привык ничего не ждать. – Не надеялся ли только на свои силы, на свое богатство, на свои нравственные силы в деле спасения? – Ну, сам себе не поможешь, так никто не поможет… Но с другой стороны, конечно, и волдырь не вскочит, если Бог не захочет. – Любишь ли Бога больше всего на свете, больше отца, матери, детей, собственной жизни? – Отец и мать у меня давно умерли. Детей никогда не было. А жизнь… да я ее терпеть не могу. На хрен кому нужна такая жизнь? Так что ответ – да. – Не повинен ли в грехе неблагодарности Богу за Его бесчисленные благодеяния тебе? – А где тут благодеяния-то? – хмыкнул я, рассматривая серый хитин на предплечьях. – Хотя с другой стороны, если рассудить – я до сих пор жив, условия вполне терпимые, последнее время вообще так неплохо провожу… Благодарен, наверное. – Не заражен ли страстью любостяжания или сребролюбия? – Отродясь за собой такого не замечал. Я не жадный. – Не предаешься ли чревоугодию, сластолюбию, особенно пьянству? – Пьянству – умеренно. А вот чревоугодию – буквально во весь рот. Жру за десятерых и все равно не наедаюсь. Виноват. – Не страдаешь ли гордостью или честолюбием? Не превозносишься ли своими дарованиями, заслугами или добродетелями? – Какими там заслугами… Нечем превозноситься-то. Обычный среднестатистический яцхен. – Не согрешил ли лицемерием, то есть не казался ли ты для приобретения славы от людей благочестивым, не имея истинного благочестия в душе? – Было, грешен. При моей внешности без этого не обойтись. Только это не ради славы, а ради нормального существования. – Носишь ли на себе Крест Христов – орудие нашего спасения? – Ношу. Только часто теряю. Цепочка постоянно рвется. А в Лэнге вообще не носил – конспирацию соблюдать надо было. – Не повинен ли ты в грехе богохуления, если не словом, то мыслью? – Словом – не было. А в мыслях, бывает, такое завернешь… Особенно в хреновые моменты жизни. – Не роптал ли на Бога в болезни, нужде и в несчастьи? – Роптал. Постоянно жаловался. Даже скулил, можно сказать. – Не сознаешь ли себя виновным в грехе кощунства, который бывает тогда, когда неуважительно кто относится к священным предметам, осмеивает их и оскорбляет их святость? – Терпеть такого не могу. Мерзко выглядит. – Не был ли когда невнимателен во время молитвы или богослужения и всуе, то есть только устами, а не сердцем, призывал имя Господне? |