Онлайн книга «Вопрос на десять баллов»
|
– Дорогой мой, надеюсь, я тебя не очень шокировала, – говорит она. – Да нет, не очень. – Все равно я уверена, что ты видел сотни голых женщин. – Должен вас разочаровать, миссис Харбинсон. – Я уже говорила тебе, называй меня Розой. От этого «миссис Харбинсон» я чувствую себя такой старой! Следует небольшая пауза, и я, порывшись в памяти в поисках фразы, которая лишит ситуацию всей неловкости и дискомфорта, нахожу идеальное решение. Я говорю с американским акцентом: – Вы что, хотите соблазнить меня, миссис Харбинсон? Чего это я сказал?.. – Извини, не поняла? Только не вздумай повторять… – Вы что, хотите соблазнить меня, миссис Харбинсон? Быстрее, объясняй, объясняй… – Ну, знаете, как миссис Робинсон? – поясняю я. Роза удивленно хлопает глазами: – А кто такая миссис Робинсон? – Это цитата. Из «Выпускника» [66] . – Знаешь, что я скажу тебе, Брайан, у меня и в мыслях не было соблазнять тебя… – Знаю-знаю, я и не хочу, чтобы вы меня соблазняли… – Ну ладно, вот и хорошо… – Только я не хотел сказать, что не нахожу вас привлекательной… – Извини, что ты сказал? – Какого черта тут происходит? – раздается чей-то голос, и на ступенях появляется еще одна фигура с мускулистыми ногами и грудью колесом – это мускулистые голые ноги и грудь колесом мистера Харбинсона, который широкими шагами спускается к нам. В руках он сжимает нечто, на первый взгляд похожее на сложенный зонтик, но при ближайшем рассмотрении это оказывается членом. Теперь я вообще не знаю, куда смотреть. Если не смотреть на гениталии Розы, то мой взгляд упирается прямо в гениталии мистера Харбинсона, и в кухне вдруг становится трудно найти место без гениталий, поэтому в конце концов я выбираю точку над кухонной плитой и сосредотачиваюсь, сосредотачиваюсь, сосредотачиваюсь. – Ничего не происходит, Майкл. Я просто спустилась чего-нибудь попить, а Брайан сидел здесь, вот и все… Почему у нее такой виноватый голос? Она что, смерти моей желает? – И о чем же вы говорили? Боже мой, он слышал меня. Я – покойник. – Ни о чем! Просто Брайан заставил меня подпрыгнуть, вот и все… Мистера Харбинсона и его член это, похоже, не убедило, и я понимаю, что на самом деле он не прикрывает свой пенис рукой, а держит его, и на какое-то мгновение меня охватывает иррациональный страх, что мистер Харбинсон меня им ударит. – Это останется между нами, правда? Роза, марш в спальню! И он с грохотом уносится вверх по лестнице, держа в руках свой сложенный зонтик. Роза, несомненно глубоко смущенная, берет в руки цветастый виниловый передник, висящий на крючке рядом с плитой, и, надувшись, надевает его, а я тем временем сметаю мясные улики со стола в фольгу и засовываю сверток в ящик для ножей. Наконец она подходит к столу и шипит: – Думаю, для всех будет лучше, если никто из нас больше не будет об этом вспоминать, хорошо, Брайан? – Хорошо, но я все же хочу сказать, что действительно просто цитировал… – Давай забудем об этом, ладно? Сделаем вид, что этого не было… – Она вглядывается в мое лицо: – Брайан, с тобой все в порядке? – Естественно! – Ты какой-то серый. – А, это мой нормальный цвет, Роза! Она смотрит на стакан, стоящий передо мной. – Это что, молоко? – Угу. – Ты его уже выпил? – Боюсь, что да, Роза. – Я бы тоже выпила, Брайан. – Извините, – говорю я, пока она тянется к стакану, – я бы на вашем месте не стал его пить! – Это еще почему? – Оно скисло, свернулось, оно просто отвратительное… Роза берет стакан свернувшегося молока, нюхает его, отхлебывает и, глядя на меня с нескрываемым презрением, говорит: – Это же соевое молоко, Брайан. Блэкберд-коттедж взрывается истерическим смехом – жутким сумасшедшим хохотом, смехом какого-то жалкого испорченного ребенка, и мне требуется некоторое время, чтобы понять, что этот смех – мой собственный. Когда я просыпаюсь на следующее утро, как всегда, проходит три секунды между осознанием мучительного стыда и вспоминанием о его причине. Я издаю стон – неподдельный стон вслух, как если бы кто-то только что наступил мне на грудь. Смотрю на будильник. Уже полдвенадцатого, а я чувствую себя так, словно выхожу из комы. Какое-то время просто лежу, пытаясь найти лучший способ выйти из создавшегося положения. Ну, самый лучший способ – покончить жизнь самоубийством; другой влечет за собой бесконечное раболепство, унижения и самобичевание, так что я начинаю одеваться, чтобы приступить к решению проблемы, но тут раздается стук в дверь. Это Алиса, и выглядит она мрачно, как ей и положено. Знает ли она о том, что ее голая мать вообразила себе, что я попытался соблазнить ее? – Привет, спящая красавица, – шепчет Алиса. – Алиса, ты знаешь, мне так стыдно за вчерашний вечер… – Да все в порядке, ничего страшного, забудь об этом… – (Она явно ничего не знает.) – Послушай, Брайан, тут кое-что произошло, и мне нужно ехать в Борнмут… – Она садится на край кровати с таким видом, будто вот-вот расплачется. – Господи, а что случилось? – Это бабушка Харбинсон… Она упала с лестницы вчера поздно вечером и попала в больницу с переломом бедра, теперь нам нужно съездить навестить ее. – Боже мой, Алиса… – Мама с папой уже уехали, и мне тоже нужно ехать, поэтому я боюсь, что с Новым годом ничего не получится. – Ничего страшного. Сейчас я узнаю расписание… – Я уже сделала это. Поезд в Лондон уходит через сорок пять минут. Я тебя подброшу до станции. Договорились? И я начинаю собирать вещи, заталкивая книги и одежду в сумку так, словно объявили экстренную эвакуацию, и через десять минут мы сидим в «лендровере», и Алиса ведет машину. Она выглядит за рулем крошечной, как кукла Синди за рулем джипа Экшн-мэна. За ночь снег превратился в грязно-серую кашу, а едем мы, пожалуй, слишком уж быстро, что добавляет напряженности в и без того непростую ситуацию. – У меня ужасно болит голова, – начинаю я. |