Онлайн книга «Последняя трапеза блудницы»
|
– Ты меня больше не любишь? – кусая губы, шептала она. – А разве я когда-нибудь говорил о любви? Госпожа Калмыкова была уверена, что сможет легко с ним порвать. Со всеми предыдущими любовниками она расставалась без сожалений, просто меняла одного на другого, как меняют надоевшую шляпку или сумочку. К Матвею она нежданно-негаданно прикипела, приросла изголодавшимся по настоящей мужской силе сердцем. А он почему-то охладел, потерял к ней интерес; даже искусный секс перестал его заводить. Лариса не верила, что так бывает. Для любого мужчины главное – постель. – Ты ошибаешься, – говорил ей на это Карелин. – Я до некоторых пор тоже ошибался. – А теперь, значит, прозрел! – злилась она. – И кто же тебе глаза открыл? Ясно кто! У Матвея появилась другая. Эта навязчивая мысль преследовала Ларису днем и ночью. Он все отрицал. Она хотела, чтобы его слова были правдой. Раньше мужчины следили за ней, устраивали сцены ревности… – Теперь мы поменялись ролями, – цедила она сквозь зубы, до боли вглядываясь в темноту, полную летящего снега. – Где ты, Матвей? Хоть бы не пропустить. Его ладная тренированная фигура выгодно выделялась в толпе прохожих. Лариса посигналила… еще и еще. Он не оборачивался, не смотрел по сторонам. – Давай же, повернись… Словно услышав ее мольбу, Карелин приостановился, увидел ее машину и подошел. – Что ты здесь делаешь? – Тебя жду. – Зачем? Что-то случилось? Более идиотского вопроса он задать не мог. – Случилось! – выдохнула она, открывая дверцу. – Пожар! Душа горит. Садись… По дороге они не проронили ни слова. Лариса привезла его к подъезду, так же молча они поднялись в лифте, вошли в квартиру. Ее переполняли обида и желание; его – раздраженное недоумение. Сбросив на пол шубу и переступив через нее мокрыми от снега полусапожками, она прильнула к его губам долгим поцелуем. – Что с тобой? – отдышавшись, спросил Матвей. Заражаясь от нее страстью, обнял, понес на руках в комнату… Через час, уставшая, с томным выражением на лице, Лариса уже накрывала в кухне стол к ужину: коньяк, пицца, салат, разогретое в микроволновке мясо. – Сегодня я напьюсь, – после второй рюмки сказала она. – Надоело быть трезвой! Она пила, пока Матвей не убрал со стола бутылку. – Хватит. Тебе будет плохо. – Неправда… – заплетающимся языком вымолвила она. – Мне будет х-хорошо! Ты не любишь пьяных женщин, Карелин? Зря… – Ты не сможешь сесть за руль, – сказал он, поморщившись. – Давай ключи, я отгоню машину на стоянку и вернусь за тобой. Он вышел на улицу, вдыхая бодрящий морозный воздух. Снег успел присыпать авто Ларисы. Матвей достал щетку, очистил стекла и включил прогреваться двигатель. Все время, пока руки делали привычную работу, он ощущал недовольство собой. Встреча с Ларисой, ее ласки, которым он поддался, и даже удовольствие от секса оставили после себя неприятный осадок. – Черт! – выругался Матвей. Он не понимал своего состояния и оттого сердился на Ларису, на Астру, на дорожные службы, не успевающие чистить дороги, на сонного охранника на стоянке, на все вокруг. Лариса оделась, подкрасилась и ждала его, сидя в кресле. Она бы привела себя в порядок, даже будучи в беспамятстве. Этот ритуал стал ее неотъемлемой частью, своего рода механизмом, который работал сам по себе, почти без участия разума. – Вызови такси, – тщательно, стараясь четко выговаривать слова, попросила она. – Я пробовала. Не получается… – Хорошо. Машину прислали на удивление быстро. Они сели сзади, Лариса прижалась к Матвею и задремала. Таксист ехал медленно, из-за снежных заносов то и дело приходилось объезжать запруженные транспортом улицы, стоять в пробках. Матвей взглянул на часы. – Уже поздновато, – сказал он, когда Лариса открыла глаза и зевнула. – Что ты скажешь Калмыкову? – Он в командировке… – Она шумно вздохнула, провела рукой по лбу. – Мне дурно. Сейчас стошнит… – Потерпи. Здесь нельзя выходить. Давай, говори о чем-нибудь, отвлекайся. – Ты слышал о смерти Теплинского? Калмыков мне все уши прожужжал перед отъездом… Говорит, его баба прикончила. Женщина-Сфинкс! – Почему женщина? – Она его ядовитой булавкой уколола… так же, как Никонова. Говорят, она всех гулящих мужиков… мочит. Сначала спит с ними, а потом… валит. – Фу, что за жаргон? – скривился Матвей. – Приличные дамы так не выражаются. – Приличные дамы давно в супружеских п-постелях со своими мужьями, а не с кем попало! Смотри, будешь мне изменять… Сфинкс и до тебя доберется. – Разве Теплинский не от сердечного приступа умер? – Это полиция так решила, чтобы дело замять. А правда все равно… наружу вылезет. Людям рты не закроешь! Так что берегись, Карелин. Он сделал большие глаза и обнял Ларису за плечи. Ее шубка была влажной на ощупь, пахла духами, а от самой хозяйки разило коньяком. – Что еще люди болтают? – А-а… испугался? – пьяно хихикнула она. – То-то же! Бойся, Карелин, пусть все боятся! Сфинкс никого не щадит. Она сначала предупреждает, чтобы мужчина взялся за ум, а потом… если он упорствует в грехе… ему конец! – Лариса подняла вверх палец, обтянутый тонкой кожаной перчаткой, и ткнула им Матвея в грудь. – Вот так! И ты покойник, дорогой. Ха-ха… – Упорствует в грехе! – передразнил он. – Кто бы говорил! – Сфинкс убивает только мужчин… – прошептала она, потянулась к Матвею блестящими от помады губами. – Дай поцелую, а то вдруг… не свидимся больше? – Тьфу на тебя. Всю дорогу она повторяла выдумки про женщину-сфинкса, которые с чьей-то легкой руки гуляли по Москве. Чего только Матвей не услышал, еще раз убедившись, что шила в мешке не утаишь и что народная молва умеет приукрасить любой факт зловещими подробностями. * * * Вера Теплинская, бывшая жена Михаила Андреевича, произвела на Астру отталкивающее впечатление. Это была строгая сухопарая дама, гладко причесанная, с мелкими чертами лица, тонкими губами и водянистыми глазами с недобрым прищуром. Одежда сидела на ней мешковато, будто с чужого плеча. – Вы кто? – неприязненно спросила она, пропуская Астру в холодную темную гостиную, обставленную унылой мебелью. – Кто вас прислал? – Я из журнала «Политика и общество», – на ходу сочинила Астра. Она начинала входить во вкус корреспондентской жизни. – Мы ведем собственное расследование гибели господина Теплинского. Лицо Веры Леопольдовны не дрогнуло; она выглядела, как статуя Командора, присевшая на краешек дивана. |