Книга Жестокая любовь государя, страница 91 – Евгений Сухов

— Приму.

— Спасибо тебе. Ты мне отец родной.

— Скажешь тоже… отец! Думал, видеть тебя не захочу после того, как с царем улеглась, да вот видишь — простил! — Взглядом, полным суровости, окинул Хромец свое окружение. — Вот что я вам скажу! Если кто из вас посмеет прикоснуться к Калисе или хотя бы обидеть ее неосторожным словом… убью того! А теперь в лес иди. Монахи тебя проводят, а мне в Москву надобно. Дело меня поджидает. — И ушел, не оглянувшись.

Яшка Хромец вошел во двор Шуйского Петра попрошайкой. Постоял малость у высоких ворот, покрутил головой, послушал, как орут петухи, и пропел жалостливо:

— Может, мелкой монетки для бедного странника найдется, господа хорошие? Из далеких краев иду — не ел, не пил, ноги в дороге набил, подлечиться не у кого. Пожалейте, Христа ради!

На голос Яшкин высунулся отрок, зло прикрикнул на бродягу:

— Чего зря глотку дерешь, дурень! У нашего хозяина бродяги не в чести. Если хлеба надобно, так иди на соседний двор к боярину Захарьину — он таких, как ты, зараз по пятьдесят душ принимает! А у нас только полы зазря топтать!

Отрок уже хотел прикрыть калитку, как увидел боярина Шуйского. Он шел через весь двор прямо к воротам.

— Ты чего такое говоришь, холоп нерадивый! Когда это я в милости отказывал? Господь тебя за неправду накажет! Я всякого за свой стол посажу, что бродягу, а что юродивого, перед господом богом все равны. Не хочу, чтобы обо мне по Москве дурная слава шла. Проходи, мил человек, проходи, любезный. А ты, ирод, вели на стол накрывать! Да чтоб чинно все было. Ежели спросят, для кого честь такая, говори, что для нищего! Только они много видят, только они правду и могут сказать. А девкам скажи, чтобы воду теплую ставили. Накажи им, чтобы с дороги ноги вымыли милому человеку.

— Слушаюсь, боярин! — оторопел дворовый отрок и бросился вверх по ступеням выполнять распоряжение господина.

Под низким клобуком Яшка прятал улыбку. Кому, как не ему, знать про гостеприимство боярина Петра Шуйского: не однажды бродяги жаловались ему, что Шуйский скуп, лишнюю монету зря не выбросит, а однажды, поймав у терема двух нищих, велел их выпороть кнутами за то, что без спроса вошли во двор. Дважды бродяги хотели подпалить домину Петра Шуйского, и только запрет Яшки Хромого спас боярина от погибели.

— Ты проходи, мил человек, проходи! — повторял Шуйский и уже в самое ухо бродяги: — Что же это ты, Яков Прохорович? Мог бы мальца какого подослать, а сам бы задами прошелся. Никто бы тебя и не приметил.

— Осторожный ты стал, боярин. Неужно не знал ранее, что дружить со мной — это все равно что по плахе вышагивать? Не боишься поскользнуться на кровушке?

Шуйский долгим взглядом смерил Яшку и достойно отвечал, как и подобает вельможе:

— Ты меня не пугай. Мы с тобой вместе дьяволу служим, на рай я уже не рассчитываю. А теперь пойдем в дом, нечего здесь перед дворней выстаивать. Заприметят еще чего-нибудь, а потом перед государем не отговориться.

Столы в трапезной были заставлены яствами, огромными ломтями нарезаны окорока. В центре два кувшина с вином: в одном — белое, в другом — красное.

Яшка приглашения ждать не стал. Расселся хозяином на скамье и, сделав два глотка, осушил кувшин ровно наполовину. Потеплело нутро. В голове сделалось веселее.

— Почто звал, боярин, говори! Мне здесь рассиживать нечего. Хозяйство у меня большое, а оно пригляда требует. — Он отрезал огромный кусок окорока.

— Я вот с чем звал тебя, Яков Прохорович, — подлил в бокал татю рейнского вина боярин. — Руки мне твои требуются.

— С чего бы это? Задушить, что ли, кого надумал? А своей властью не справишься?

— Не справлюсь, Яков Прохорович, здесь особый случай. Окольничего надо… Ваську Захарова.

Яшка вернул окорок на тарелку и вытер жирный рот.

— Скоро ты мне предложишь самого царя придушить. Чем же тебе Захаров неугоден стал? — строго вопросил Яшка Хромой.

— Нужно мне… ты об этом не спрашивай, Яков Прохорович.

— Ну тогда не сговоримся, боярин! Пошел я! Чего мне лясы понапрасну точить?

Яшка уже встал, и Петр Шуйский понял: если не удержит он его сейчас, то тать у дверей даже не обернется.

— Что ты! Что ты, Яков Прохорович! Если ты настаиваешь, так я могу сказать… но только никому! Крест целуй!

Яшка усмехнулся.

— Виданое ли дело, чтобы тать на кресте клятву давал? — Однако бережно извлек из-под рясы крест и так же осторожно поцеловал. — Говори теперь!

Петр Шуйский посмотрел на дверь, но за толстыми дубовыми стенами была тишина.

— Не по своей воле умерла царица Анастасия Романовна… Вот так-то, Яков Прохорович! Васька Захаров в том повинен, потому и наказание понести должен.

— Так ты бы об этом и сказал бы государю, — прикрылся наивностью тать.

— Как же об этом государю скажешь? Его гнев против нас самих же и обернется.

— Ах, вон оно что!

— Вот я и думаю, что здесь воля божья должна свершиться. Негоже, чтобы лиходей по земле ходил. Знаю, что золотом и серебром тебя не удивишь, ты поболе моего богат будешь. Но вот эта вещица тебе наверняка понравится да и девке твоей приглянется. Как ее зовут? Калиса, кажись?

Яков Прохорович внимательно посмотрел на боярина, но удивления своего не выдал: только сегодня появилась Калиса, а боярину Шуйскому об этом уже ведомо. Тать взял с ладони боярина золотое ожерелье.

— Царица его носила, а теперь оно твоим будет.

— Ишь ты… царица!

Ожерелье и вправду было знатным. Цепь замысловато клепанная, а изумруды казались камешками, поднятыми со дна морского.

— Византийской работы. Софья Палеолог его носила, последняя византийская принцесса. Потом оно в дар бабке моей досталось, а от нее уже ко мне перешло.

— Что же ты с таким дорогим подарком расстаться хочешь, боярин?

— Дело большое, а за него и такой вещицы не жалко, Яков Прохорович.

Петр Шуйский слукавил. Ожерелье не было царицыным, а купил он его месяц назад у персидского купца, который на месяц застрял в Москве, следуя со своим товаром в Великий Новгород. Однако он говорил так убежденно, что и сам поверил в собственную ложь.

Яков Прохорович подарком остался доволен. Такая вещица наверняка понравится Калисе, не устоять ей перед светом зеленого камня. И он подумал о том, как спустит с плеч платье и пристегнет золотую цепь на белой шее. Подойдет к ее зеленым глазищам изумрудный блеск. Он несколько раз подбросил золотую цепочку на ладони, опытным купцом проверяя вещицу на вес, а потом сунул ее за пазуху.

— Хорошо, быть по-твоему, боярин. Где Васька Захаров живет?

— На Арбате. Крыша его дома в бочку выложена. Не спутаешь ты его. Там один такой дом.