
Онлайн книга «Фреска судьбы»
![]() — Товарищи! Друзья! Я с удовольствием представляю вам нашего следующего гостя. Многие из вас хорошо его знают, а те, кто не знает его лично, безусловно, знают его стихи. Осмелюсь утверждать, что он лучший поэт современности, хоть иные из присутствующих могут это оспорить. Прошу вас, друзья, встречайте — Сергей Есенин! Публика жидко зааплодировала. На эстраду, споткнувшись о ступеньку, взошел невысокий, скуластый блондин лет двадцати пяти в белой шелковой рубашке и темном галстуке, завязанном бантом. По шальному взгляду его было видно, что он слегка пьян. Блондин ослабил пальцами ворот рубашки, потом повел подбородком из стороны в сторону, словно и ослабленный ворот продолжал давить ему на горло. Затем вскинул светлую голову, слегка отвел в сторону руку и начал читать — хрипло, с каким-то истерическим надрывом, словно был чем-то сильно обижен: Не устрашуся гибели, Ни копий, ни стрел дождей, — Так говорит по Библии Пророк Есенин Сергей. Время мое приспело, Не страшен мне лязг кнута. Тело, Христово тело Выплевываю изо рта. Не хочу восприять спасения Через муки Его и крест: Я иное постиг учение Прободающих вечность звезд! Я иное узрел пришествие — Где не пляшет над правдой смерть. Как овцу от поганой шерсти, я Остригу голубую твердь! Протянусь до незримого города, Млечный прокушу покров. Даже Богу я выщиплю бороду Оскалом моих зубов. Языком вылижу на иконах я Лики мучеников и святых. Обещаю вам град Инонию, Где живет божество живых! Концовку блондин прочел особенно надрывно, переходя уже на неистовый и хриплый вскрик. На этот раз публика зааплодировала более живо. Алеша, однако, хлопать не стал. От стихов блондина на душе у него стало еще чернее и тоскливее. Некоторое время Алеша сидел задумчиво. Потом вдруг его отвлекли от размышлений слова сидящего рядом молодого человека, того, что был в круглых очочках. — В феврале прошлого года генерал фон дер Гольц оккупировал всю Латвию, — тихо говорил очкарик. — И что, вы думаете, сделала латышская армия? Что сделали сорок тысяч обученных нами и вооруженных нами стрелков? Стали сражаться за свою родину? Черта лысого! Они ее бросили к свиньям и в полном составе переправились в красную Россию — сражаться за упрочение большевистской власти. Стали ее костяком, хребтом и клыками. Э, да что говорить. Они и сейчас для себя самую кровожадную работу нашли. В ВЧК. Трупы замученных людей оттуда телегами вывозят, я сам видел. — Дело не в латышах, хоть они, конечно, скоты каких мало, — так же тихо возразил ему сосед. — Юденич готов был из Питера большевиков поганой метлой вымести. И вымел бы, если бы ему Маннергейм помог. Но Маннергейм требовал независимости для финнов, а Деникин ему отказал. Какой финский дурак после этого Белой армии помогать станет? А ведь был шанс, еще как был. — Да, своих дураков в России тоже всегда хватало, — признал очкарик. — А мне кажется, — неожиданно для себя встрял в их разговор Алеша, — что все беды в России оттого, что интеллигенты от религиозной веры отвернулись. Да не просто отвернулись, а на смех ее подымать стали. Оба молодых человека удивленно на него уставились. Потом тот, что в очочках, скривил губы и поинтересовался: — Вы что, блаженный? При чем тут вера? Верой мужика в деревне не накормишь. Да и нет ее вовсе, этой вашей веры. Не существует в природе. Все это выдумка слабых людей, не сумевших принять бессмысленности жизни. — Один мой знакомый говорил, что веру можно обрести только сразу, всю, целиком, — задумчиво проговорил Алеша. — Повторяю вам: веру получить нельзя по одной простой причине — ее не существует. Можно однажды почувствовать себя верующим, а затем всю жизнь поддерживать в себе эту иллюзию. Причины могут быть разными. Но главная — слабость, желание обрести опору. Так человек, оставшийся в открытом море, держится возле плавающей на воде спички, хотя знает, что спасти его она не может. Но она дает впечатление опоры и надежды. — Но если это так, то человек неспособен и на полное неверие, — с улыбкою сказал второй молодой человек. — Именно так, — кивнул очкарик. — И что же ему остается — болтаться между верой и неверием? — Такова человеческая участь. Внезапно Алеше показалась ужасно противной самодовольная, лоснящаяся физиономия очкарика. — Простите, господа, — сказал он, встал со стула и стал пробираться к выходу. На улице стало совсем темно. На углу дома стоял невысокий человек в поношенном пальто и задумчиво глядел на то, как косые дождинки врываются в луч фонаря. Подойдя поближе, Алеша узнал его — это был тот самый поэт из кафе. Как же его?.. Есенин, так кажется. Алеша прошел было мимо, но человек окликнул его и спросил: — Вы, кажется, из «Кафе поэтов» идете? Алеша остановился, удивленно посмотрел на поэта и ответил: — Да. — Я вас там видел. У вас единственного из всей публики был недовольный вид. Вам не понравились мои стихи? — Нет, — честно ответил Алеша. — Потрудитесь объяснить, что именно вам в них не понравилось? — Они мне кажутся глупыми, — откровенно ответил Алеша. — Что умного в том, чтобы грозить Богу кулаком? Это даже дети несмышленые умеют. — Гм… Но людям нравится. Вы и сами должны были видеть. — Я и не возражаю. Вероятно, я просто плохо разбираюсь в поэзии. — А кто вам нравится? Чьи стихи вы находите достойными? — Пушкин, Лермонтов, Баратынский… — Нет, из нынешних! — перебил поэт. — Я нынешних плохо знаю, — ответил Алеша. — До революции читал книжку Осипа Мандельштама. «Камень», кажется. Я, впрочем, не большой любитель… — Что же такое есть у Мандельштама, чего нет у меня? — Даже не знаю. Он пишет как человек, имеющий понятие о чести и культуре… О жизни и смерти… О ценности человеческого опыта и человеческой жизни перед лицом истории… Впрочем, я не мастер говорить, простите. Есенин пристально смотрел на Алешу. Лицо его было недовольным. — Вы плохо одеты, хотя видно, что вы не нищий, — сказал Есенин. — Вы бродяга? — Нет. Я… — Алеша замялся. — Вам бы не мешало умыться и почистить одежду. Вам есть куда пойти? — Честно говоря, нет. — Где же вы собираетесь ночевать? — Пока не знаю. — Опасно разгуливать по городу ночью одному. Если хотите, я могу пустить вас к себе на ночлег. |