Книга Смертельное путешествие, страница 62 – Кэти Райх

– Мы вытащили ее как раз перед началом бури. Не хотите на скорую руку осмотреть?

– Хочу.

Нет, неправда! Вовсе я этого не хотела. Не хотела здесь находиться. Не хотела опознавать труп Примроуз Хоббс.

Мы направились к «скорой» и забрались внутрь. Даже при распахнутых дверцах здесь был явственно ощутим характерный запах. Я судорожно сглотнула.

Олбрайт расстегнул мешок, и в лицо нам ударила густая вонь: тошнотворная смесь запахов стоячей воды, водорослей, озерной живности и разлагающейся человеческой плоти.

– Я бы сказал, что она пробыла в воде два, от силы три дня. Ее не так уж сильно обглодали.

Сдерживая дыхание, я заглянула в мешок.

Это была Примроуз Хоббс – и в то же время не она. Лицо распухло, раздувшиеся губы выпятились, словно у тропических рыб в аквариуме. Темная кожа отслоилась лоскутами, обнажив бледную нижнюю часть эпидермиса, отчего тело казалось пятнистым. Озерные рыбы либо угри целиком объели веки, обгрызли лоб, щеки и нос.

– Причину смерти можно будет установить без особых хлопот, – заметил Олбрайт. – Тирелл, конечно, потребует полной аутопсии.

Запястья Примроуз были обмотаны клейкой лентой, глубоко в шею врезалась тонкая проволока.

Я ощутила горечь подкатившей к горлу желчи и с усилием сглотнула.

– Ее задушили?

Олбрайт кивнул.

– Подонок обвил проволокой горло и затянул ее сзади с помощью какого-то приспособления. Очень эффективный способ перерезать трахею.

Я прикрыла ладонью рот и нос и нагнулась ниже. Сбоку на шее Примроуз были видны глубокие царапины – следы ногтей. Она разодрала кожу, борясь со связанными руками за глоток воздуха.

– Это она, – бросила я и опрометью выскочила из машины.

Срочно нужен был свежий воздух. Мили, океаны свежего воздуха.

Я пробежала в дальний конец пустого пирса и с минуту просто стояла там, обхватив себя руками. Шум лодочного мотора донесся издалека, стал громче, затем ослаб. Под ногами у меня плескали волны. В камышах, растущих вдоль берега, квакали лягушки. Жизнь продолжалась, безразличная к смерти одного из своих созданий.

Я думала о Примроуз, вспоминала, как она, опираясь на палку, шла через стоянку морга на нашу последнюю встречу. Чернокожая женщина шестидесяти двух лет от роду, дипломированная медсестра, озабоченная лишним весом, искусная картежница, питавшая слабость к пирогам с ревенем. Так-то. Все же я кое-что знала о женщине, которая была мне другом.

Что-то тяжело всколыхнулось в груди.

Успокойся.

Я судорожно втянула воздух.

Думай.

Что могла узнать, увидеть или сделать Примроуз, если с ней обошлись так жестоко? Неужели ее убили из-за того, что она помогала мне?

Новый приступ дрожи. Я жадно хватанула ртом воздух.

Или я преувеличиваю собственную значимость? Может быть, гибель Примроуз – дело случая? Мы, американцы, занимаем первое место в мире по умышленным убийствам. И выходит, что Примроуз Хоббс связали и задушили ради того, чтобы всего лишь угнать ее машину? Нет, это не имеет смысла. Особенно если принять во внимание проволоку и клейкую ленту. Нет, это было умышленное убийство, и преступник намеревался прикончить именно Примроуз. Но почему?

Громко хлопнули дверцы. Я обернулась. Санитары забирались в «скорую». Через несколько секунд заурчал мотор, и машина медленно двинулась вверх по берегу к грунтовой дороге.

Прощай, старый друг. Если все это случилось из-за меня – прости. Нижняя губа задрожала, и я с силой впилась в нее зубами.

Не смей плакать. Хотя – почему «не смей»? Зачем сдерживать слезы скорби по такому доброму, чудесному человеку?

Я взглянула на озеро. Небо прояснялось, и сосны на дальнем берегу чернели на фоне розовеющего заката. Припомнилось кое-что еще.

Примроуз Хоббс любила закаты.

Я смотрела на закат, не отводя глаз, смотрела и плакала – до тех пор, пока не ощутила гнев. И не просто гнев – во мне закипала жгучая, неукротимая ярость.

Обуздай ее, Темпе. Используй.

Мысленно поклявшись узнать правду, я сделала глубокий вдох и пошла по пирсу туда, где остались Кроу и Олбрайт.

– Какая у нее была машина? – спросила я.

Шериф заглянула в блокнот.

– Синяя «хонда-сивик» девяносто четвертого года выпуска. Номера штата Северная Каролина.

– Ее нет на стоянке «Ривербэнк инн».

Кроу странно глянула на меня.

– Машина уже может быть на пути в Саудовскую Аравию, – заметил Олбрайт.

– Я говорила, что убитая помогала мне в расследовании.

– Об этом мы с вами еще побеседуем, – отозвалась Кроу.

– Вы что-нибудь здесь нашли?

– Пока ищем.

– Отпечатки шин? Следы ног?

Я тут же сообразила, что сказала глупость. Если подобные улики и существовали, их наверняка уничтожил дождь.

Кроу покачала головой.

Я окинула взглядом пикапы и внедорожники, оставленные на стоянке рыбаками и любителями покататься на лодке. На слипах покачивались два алюминиевых катера с подвесным мотором.

– Здесь кто-нибудь швартуется постоянно?

– Нет, все лодки – исключительно для проката.

– Это значит, что тут ежедневно бывает много народу. Не слишком ли людное место для того, чтобы спрятать труп?

– Взятые напрокат лодки полагается сдать до восьми вечера. Очевидно, после этого суета стихает.

Я указала жестом на мужчину и женщину с восково-бледными лицами.

– Это владельцы причала?

– Гленн и Айрин Бойнтон. Говорят, что каждый вечер задерживаются здесь до одиннадцати, а возвращаются в шесть утра. Живут дальше по дороге.

Кроу ткнула пальцем в сторону грунтовой дороги.

– По их словам, они ночью следят за движением машин. Опасаются, что какие-нибудь подростки доберутся до лодок. За последние три дня ни Гленн, ни его благоверная не видели и не слышали ничего подозрительного. Не знаю, много ли проку от этих показаний. Злодей не станет объявлять во всеуслышание, что попользовался вашим доком, чтобы выгрузить труп.

Взгляд ее бледно-зеленых глаз испытующе скользнул по причалу и вернулся ко мне.

– Впрочем, вы правы. Это место – и впрямь не слишком подходящее. В полумиле отсюда есть небольшая дорога, которая доходит до самого берега. Мы предполагаем, что труп бросили в озеро именно там.

– Странно, что течение принесло его сюда не сразу, а через два-три дня, – вставил Олбрайт. – Должно быть, какое-то время лежал на дне топляком.

– Топляком?! – взвилась я, разъяренная такой черствостью.