Книга Возвращение в Оксфорд, страница 69 – Дороти Ли Сэйерс

— Да, профессорский сад.

— Ну так вот, только я развернулся, чтоб лезть обратно, как кто-то выскочил из кустов и в меня вцепился. У меня от страха чуть сердце не выскочило. Хотел дать деру.

— Как выглядел нападавший?

— В черном, а голова замотана какими-то темными тряпками. Больше я ничего не разглядел, только глаза — полоумные глаза. Я сказал: «Черт». А она сказала: «Которую ты хочешь, а?» — таким липким, мерзким голосом. Это было неожиданно и очень неприятно. Я, конечно, не пай-мальчик, но в тот раз в мои намерения ничего подобного не входило. Так что я ответил: «Вы не подумайте, я просто поспорил, что влезу сюда и меня не поймают, но раз вы меня поймали, то уж простите, а я пошел». А она мне: «Иди-иди! А то мы тут любим красивых мальчиков. Самого убьем, а сердце скушаем». — «Боже, как неприятно», — сказал я. Мне и впрямь все это очень не понравилось.

— Вы сейчас это выдумали?

— Нет же, даю вам слово. Тогда она сказала: «А у того тоже волосы были светлые». А я на это: «Что, правда?» Тут она еще что-то ответила, но я забыл — а вид у нее был какой-то голодный, — и вообще, чувствовал я себя неуютно, поэтому сказал: «Простите, я и правда пошел…» А потом вырвался — хватка у нее зверская, — махнул через стену и растворился во тьме.

Гарриет пристально посмотрела на него: он явно не шутил.

— Какого она была роста?

— Примерно вашего или чуть пониже. Если честно, я от страха мало что разглядел. Вряд ли даже смогу ее опознать. Кажется, она была не очень молодая — вот и все, что я могу сказать.

— И вы говорите, что никому об этом не рассказывали?

— Никому. Не похоже на меня, правда? Но что-то в этом было такое — не знаю даже, как объяснить. Если про это рассказывать, любой обхохочется. А на самом деле это не смешно. Так что рассказывать я не стал. Подумал почему-то, что не стоит.

— Я рада, что вы не стали над этим смеяться.

— Не стал. У мальчика, знаете ли, неплохие задатки. Ну вот и все. Двадцать пять, одиннадцать, девять, чертова машина, и не жирно ей столько бензина? У нее слишком большой мотор. Как неприятно получается со страховкой. Тетя Гарриет, может, хватит? Эти бумажки меня угнетают.

— Как хотите. Можете сами выписать все чеки и подписать все конверты.

— Бессердечный тиран. Я сейчас разревусь.

— Дать носовой платок?

— Ни разу не встречал женщину, столь чуждую женских чувств. Мои соболезнования дяде Питеру. Так-так… Плюс шестьдесят девять плюс пятнадцать — я уже не помню, за что это счет.

Гарриет ничего не ответила и продолжала выписывать чеки.

— Одно хорошо, Блэквеллу [157] надо немного. Шесть фунтов двадцать пенсов, всего-то.

– «Два шиллинга шесть пенсов, сверх того, хлеба на полпенни…» [158]

— Это вы у дяди научились говорить цитатами?

— Что ж вы все сваливаете на дядю?

— А что вы снова меня упрекаете? В винной лавке тоже пустяки. Пьянство вышло из моды. Надеюсь, вы довольны? Ну да, порой папаша пришлет бутылочку-другую. Вам тогда понравилось ниренштейнское? Это дядя постарался. Много еще чеков?

— Порядочно.

— Ох, до чего же болит рука.

— Если вы и правда устали…

— Нет-нет, потерплю.

Через полчаса Гарриет сказала:

— Ну вот.

— Слава богу! А теперь поболтайте со мной о чем-нибудь.

— Нет, мне пора. Письма я по дороге отправлю.

— Что, совсем уже пора?

— Да, я уезжаю в Лондон.

— Как я вам завидую! Но в следующем триместре вы вернетесь? Боже мой, что творится! Ну, поцелуйте меня на прощанье.

Гарриет не придумала, как отказать, чтобы не вызвать горестных сетований, и потому спокойно выполнила просьбу. Она уже собралась уходить, когда появилась сестра и объявила о приходе новой посетительницы. Вслед за тем в палату вошла девушка, одетая со всей нелепостью последней моды: в шляпке, прикрепленной под невообразимым углом, и с ярко-лиловыми ногтями.

— Джерри, дорогой! Какая жуть! — горячо воскликнула она.

— О боже, Джиллиан! — откликнулся виконт без особого энтузиазма. — Откуда ты взялась?

— Ягненочек мой! Ты что, не рад меня видеть?

Тут Гарриет выскользнула из комнаты и спросила у сестры, которая ставила в вазу целую охапку роз:

— Надеюсь, я не слишком утомила вашего пациента?

— Что вы, очень хорошо, что вы помогли ему с этими бумажками — никак они у него из головы не шли. Красивые розы, правда? Это молодая леди привезла, из Лондона. Его часто навещают. Оно и неудивительно. Такой милый мальчик — слышали бы вы, как он разговаривает со старшей медсестрой. Еле сдерживаемся, такой потешный. Он пошел на поправку, вам не кажется? Мистер Уайброу так славно обработал ему голову. Только швы сняли — почти ничего и незаметно. Ну и слава богу. Он же такой красавчик…

— Да, весьма привлекательный молодой человек.

— В отца пошел. Вы знаете герцога Денверского? Такой же красавец. А вот герцогиня не то чтобы привлекательна — но видная женщина. Она так боялась, что он на всю жизнь останется уродом — вот было бы несчастье. Но мистер Уайброу превосходный хирург. Пациент будет как новенький — вот увидите. А старшей сестре-то как приятно — она уж зачастила в палату номер пятнадцать. Даже жалко будет с ним прощаться — так он нас веселит.

— Да уж, могу представить.

— А как он дурачит сестру-хозяйку! Она зовет его несносной мартышкой, и поделом, но сама помирает со смеху. Ой, номер семнадцатый опять звонит. Наверное, ей нужно судно. Вы же помните, где здесь выход?

Нелегко, наверное, быть тетушкой мистера Сент-Джорджа, думала Гарриет, выходя из больницы.

— Конечно, — сказала декан, — если на каникулах что-нибудь произойдет…

— Вряд ли, — возразила Гарриет. — Слишком мало народу. Ей-то нужен большой скандал. Но если и впрямь что-нибудь случится, это заметно сузит круг подозреваемых.