Онлайн книга «Право безумной ночи»
— А чего мне быть против. Конечно, навещай, где мой дом, тебе известно, и тебя я всегда с радостью приму. — Я вот только спросить хотела… Помните, в тот день, когда меня отравить пытались… Мне сквозь сон слышались ваши слова — какие-то странные… — Это защитные слова, оберег, что читается на дочь. У тебя нет матери, у меня нет дочери — вот и прочитала я его над тобой, чтоб враги никакие не одолели тебя. Считай, удочерила тебя, неприкаянную. — Но почему?! — Надо так, — Матрона Ивановна вздыхает. — Есть вещи, которые нужно сделать только так, а не иначе, и другого ответа не ищи. Так что навещай меня, конечно, ты мне теперь родня. Я чувствую себя очень странно. И приятно это слышать, и не понимаю я, отчего эта женщина выбрала меня. Я ведь не самая добрая на свете, и людей, в общем, избегаю — если меня не вынуждают к общению какие-то обстоятельства. Только Марконов стал исключением, но он и вообще во многом для меня исключение. — Давай вещички твои соберем, где сумка-то? Не забудь ничего, примета плохая — забыть что-то в больнице, значит, вернешься сюда. — Ой, нет, я не хочу. — Да кто же в здравом уме такого захочет. Я собираю свои вещи, но это глупо делать в халате и тапках, а другой одежды у меня нет. Та, что была на мне в момент, когда я попала в больницу, пришла в негодность, и близнецы сказали, что к выписке притащат новую одежду, из моего шкафа. Правда, я значительно похудела за это время, но доехать до дома в обвисшем платье все-таки смогу. — Можно? Высокий симпатичный мужик в джинсах и клетчатой рубашке, наброшенной поверх черной футболки, стучит в дверь. Ну, чисто символически — дверь-то открыта. Я удивленно смотрю на него — что ему здесь надо? Он явно ошибся палатой. — А, Валерик! Что ж ты, сынок, не заходил так долго? — Да хотел дать вам время поговорить, — он ставит на кровать пакет. — Вот, Ольга Владимировна, ваша одежда. Мальчишкам в институте пары передвинули, они не смогли приехать, так я сам привез. — Ну и молодец, — Матрона Ивановна гладит его плечо. — А то ведь затосковала наша птичка в больничных стенах. И то сказать — весна какая на улице, а она здесь взаперти мается! Я смотрю на все это и пытаюсь как-то склеить впечатления. То есть вот этот мужик и есть тот самый бородатый троглодит, который стащил меня с моста, который ударил близнецов, который пробрался в мой дом и… Бог знает, что еще, но если бы мне сейчас сказали опознать его, я бы с чистой душой поклялась, что впервые его вижу. Разве что голос похож, но мало ли на свете похожих голосов. — Тогда вы одевайтесь, а я за дверью подожду. Это ваша сумка? Ничего не забыли? Примета плохая — оставить что-то в больнице. Я молча пялюсь на него, не в силах произнести ни слова. Наша первая встреча происходила при таких обстоятельствах, что мне и вспоминать не хочется, да и поругались мы с ним тогда здорово. Он подхватывает мою сумку и выходит. — Ну, чего застыла? Давай, Оля, одевайся — и домой, — Матрона Ивановна достает из пакета вещи, аккуратно раскладывает на кровати. — Ишь, материя какая — и не измялась почти. Сейчас наденешь, и совсем расправится. Платье-то красивое, и кофточка хоть куда. Платье это я вижу впервые, как и кофточку. Они совсем не в моем стиле, зато очевидно, что моего нынешнего размера. Судя по всему, притащив шмотки из магазина, близнецы их постирали — все-таки не зря я их приучала к порядку. И колготки моего оттенка, самые светлые. Белье вышитое, кружевное, тоже новое… А вот туфли — мои, удобные, с бантиком. Обувь и белье — единственная вольность, которую я себе позволяла в одежде. Белье, кроме меня, все равно никто не видит, а потому можно покупать все, что нравится, а туфли у меня все на низком ходу, зато в бантиках и цветочках. Это мой ответ Чемберлену — Его Величеству Дресс-коду, будь он неладен. Я снимаю халат и надеваю платье из струящейся ткани — на черном фоне букетики цветов. И кофточка в тон этим букетикам. Ну, колготки и туфли — вообще без проблем. — Подкрасилась бы. А то ведь с лица на смерть похожа. — Да ладно, Матрона Ивановна, тут ехать всего ничего, обойдусь. — Халат-то в пакет упакуй, и тапки тоже. Я запихиваю в пакет халат и тапки и оборачиваюсь к санитарке. Отчего-то я привязалась к этой странной старушке, вот и сама не знаю, отчего. — Ну, надолго я с тобой не прощаюсь, скоро в гости пожалуешь, — она крестит меня и подталкивает к двери. — Идем, пора домой, Валерик заждался. Мы выходим из палаты, на тумбочке и окне сиротливо желтеют цветы. Очень я отчего-то люблю желтые цветы, хоть розы, хоть тюльпаны, хоть ирисы — да любые. Вот только нарциссов не люблю в букетах. На грядке — сколько угодно, а срезанные поставить — почему-то нет. Он ждет в коридоре, всем своим видом показывая, что ситуация самая что ни на есть рядовая. Только ни хрена она не рядовая, и мы оба это знаем. — Ну что ж, дети, идите! — Матрона Ивановна смотрит на нас весело и иронично. — Не убейте только друг друга, характеры-то у обоих — ух! Жду в гости. Она уходит в отделение, а новый мой знакомец берет у меня из рук пакет с халатом и кивает: — Я там машину припарковал недалеко. Поедем, что ли. Я молча иду за ним. Не знаю, как на него реагировать. С одной стороны, он был с моими детьми, когда им был нужен кто-то рядом — кто-то взрослый. С другой стороны, в моем доме после смерти Клима отродясь не ночевали мужчины, даже в качестве диванного постояльца, и то, что все это решили помимо меня, мне, конечно, не очень нравится. Ладно, три дня, а потом он уедет, и будем жить, как жили. Так и быть, ведь он заботился о моих детях. — Я понимаю, что ситуация тебя напрягает. Ага, он вспомнил, что тогда, ругаясь, мы перешли на «ты». — Да не то чтоб напрягает, но, безусловно, для меня это нетипично. — Я знаю. Послушай, так вышло, что… — Мне дети все объяснили. Не парься попусту, не о чем толковать — я рада, что ты был с моими детьми, что они не остались одни, голодные… — Без шапочек и курток… Это он пытается шутить, но мне такие шутки никак — потому что близнецы когда-то замучили меня своими болезнями: и ветрянка, и корь, и скарлатина, и просто вирусы, которые они хором цепляли в детском саду и школе, и простывали постоянно! Пока немного переросли и годам к шестнадцати перестали болеть каждый месяц. Зато год назад переболели ангиной, оба сразу, и ангина оказалась тяжелейшая! То-то мне счастья было бы, знай я, что они заболели, а я как на грех сама в больнице и лечить их некому! — У тебя дети есть? — Нет. — Тогда шутки насчет шапочек и курток в сторону. Я знаю, что делаю, когда велю им не бегать голыми по холоду и правильно питаться, я их мать, и мне виднее, что им нужно. |