Онлайн книга «Путешествие в бескрайнюю плоть»
– Да я не смотрю почти. Выкидывай. – Лень тащить на помойку. Ладно, пусть приглядывает за тобой, пока меня не будет. Как у тебя в универе? Как твой юный философ, что глаз не тебя положил, пора бы ему его уже забрать, место занимает, а то я могу и помочь. – Это что, ревность? – Нет, я только пытаюсь себя заставить. – Сегодня смешно получилось: я опоздала на пару, только вошла, а он мне вопрос какой-то про Гегеля. Я говорю: «Дайте отдышаться». «Ладно, раздевайтесь пока», – говорит. Я ему: «Всё снимать?» А он мне: «Знаешь что – я скажу, когда хватит». – Так ты сама с ним заигрываешь. Не жалко тебе парня? – Надо же как-то развлекаться. Когда становится жалко, появляется скука. – А что по испанскому? Глаголы зубришь? – Да, учу неправильные глаголы прошедшего времени. – Сколько можно-то? Уж и время прошло, а ты их всё учишь. Подумай о будущем. – Будущее мы ещё не проходили. – Когда ты его пройдёшь, оно уже станет прошедшим, я тебе помогу с ним, когда вернусь. Ждать тебе осталось немного. – Я люблю ждать, так что у тебя никаких шансов. Ты попал. И жить тебе со мной до самой страсти. До самой старости я хотела сказать. – Неплохо получилось. Пошли за страстью. Устроим сегодня романтическую ночь. – Отвальную ночь. – Завальную. Завалюсь на тебя всей своей похотью. – Мне уже страшно. – Давай только не здесь, здесь родители спят. В смысле, мама с отчимом. – И тебе всё слышно? – Фрагментами. – Как отчим? – Он хороший. Добрый, но спокойный. – Интересная формула. Значит, тебе повезло. Давно хотел тебя спросить, если это уместно. А что с отцом? – Не знаю точно, шёл, шёл и в один мерзкий день сошёл с ума. – Жил с психиатром и сошёл с ума? – Мама – не сахар, хотя и врач, а он растаял, поплыл – музыкант, весь в творчестве, в оркестре, в своей трубе, то на репетициях, то на гастролях. В общем, появился третий. Видимо, он не ожидал. И съехал с катушек. – Третий всегда всё испортит. На троих только соображать хорошо, а вот жить-то, наверное, не очень. Ладно, опять мы в прошедшее влезли. Боюсь, щас окислишься, как микросхема. – Сам ты микро. Но вспоминать не хочется. – Хороший диван. Твой? Я бы с такого вообще не вставал. – Да, я на нём сплю. И мечтаю тоже на нём, и ем, и книги читаю, и уроки делаю. – И целуешься… Я утонул в шелках её волос, вслед за руками тихо сползала одежда, пока я разоблачал её гибкое тело, губы не выпускали её губ, прохладные и влажные, и те и другие говорили, говорили, говорили, весь их диалог начинался с «Я люблю тебя – я тоже тебя люблю», и выливался в «Я хочу тебя – я тоже тебя». Мы слились в одно целое на васильковой поляне постели, в окно поддувал тёплый бриз улицы, что ещё нужно для счастья? – Не знаешь, зачем люди столько целуются? – Думаю, это желание проникнуть как можно глубже в другого человека, рот – первое, что им попалось, руками же туда не полезешь. – Разве что стоматолог. – Раз в полгода. – Не все им так доверяют, вот и проникли языком, языком любви. Что-то понять непостижимое, что-то объяснить переживаемое. Чем меньше люди понимают, тем больше целуются, чем больше узнают друг друга тем реже. – Действительно, пожилые практически не целуются, они уже всё знают друг о друге… Да и губы уже не те. – Дурак. – Судя по звонку домофона, родители приехали, вроде обещали завтра, странно. Как будто сработала сигнализация или учебная тревога, слух насторожился, объятия распались и мозг напрягся. – А где мои джинсы? – Ищи на полу, тут всё вместе, – на паркете, как на прилавке секонд-хенда, была свалена одежда и бельё, играя в четыре руки, мы пытались выбрать что-то подходящее в спешке, как будто магазин закрывался с минуты на минуту, мы были голые, и нам позарез нужно было одеться. – В трусах как-то неудобно знакомиться. – Так ты их не надевай. Зашуршал ключ, дверь открылась, хотя даже Мэри не рассчитывала на день открытых дверей именно сегодня, вошла дама в шляпе и длинном пальто, с дачными цветочками и пакетом. Хотя всё это я только представил, потому что всё ещё искал сбежавший носок, носки постоянно норовят уединиться. – Привет, мам! – Привет, Мэри! – У меня гости. Познакомься, это Фолк. Это мама. – Мне Мэри рассказывала про тебя. – Очень приятно. – Музыку пришли послушать? – Да, но не успели. – Ну, извините. Меня на работу срочно вызвали. – Ты одна приехала? – Да, Борис остался до завтра. Покушали что-нибудь? – Перекусили, я даже десерт приготовила. У Фолка сегодня отвальная ночь. Он в армию на следующей неделе уходит. – В армию? Это же несовременно. – Трудно им там без меня, решил помочь Родине, на год защитником или полузащитником. – Сказал бы раньше, я бы тебе помогла откосить. У нас таких много, полежал бы месяц в клинике, написали бы тебе диагноз: прогрессирующая шизофрения, и всё. Учись себе дальше. – С таким диагнозом Мэри меня разлюбит или жалеть начнёт. От жалости одни несчастья. К вам я ещё успею, может, после армии заеду. – Постучи по дереву. После армии лучше домой. – Ок, договорились. – Чаю не хотите выпить со мной, а, Фолк? У меня есть пирожные. – Спасибо, пирожное я уже поел, – улыбнулся я, глядя на Мэри. – Да, он больше не может, завязывает со сладким… Мам, мы пойдём погуляем, – сквозь смех по фразе проталкивала Мэри. – Как это у вас говорится, сломала я вам кайф. – Да ничего страшного, кости молодые, перелом закрытый, срастётся… В другой раз. – С каждым разом он становится всё более другим, – задумчиво отвесила мама, добавив: – На улице опять закапало, так что возьми зонт, Мэри. – Хорошая у тебя мама, понимающая. – Доктора, они проще к физике тел относятся, да и к химии чувств тоже. Счастье у них измеряется эндорфинами, а его отсутствие – кардиограммами. Небо хотело ссать и, казалось, искало подворотню, чтобы обрушиться туда всей мощью своей нужды, оно уже расстегнуло ширинку молнией, опершись рукой на стену туч, прокашлялось громом, почему-то ему нравилось больше всего мочиться именно в этом городе, мясистые капли полетели на землю и на людей. Люди были готовы, они держали в руках по раскладному цветку, женщины – пёстрые, мужчины – предпочтительно чёрные. Мэри тоже раскрыла свой бирюзовый зонт. Мы прошли в обнимку пару кварталов под струями тёплого ливня и, хлебнув озона, решили зайти в какое-нибудь кафе. |