Онлайн книга «Плясать до смерти»
|
И они сделали! Мы с Нонной, чтобы не мешаться, уехали в Елово, а когда вернулись, все было упаковано. И Колька, оказывается, рукаст. Сидит, улыбается, доволен. Ясно и просто: будь у них нормальная, понятная работа, как в крестьянстве, и не надо было бы никого спасать, спаслись бы сами. Но они же интеллектуалы! Ты сам это «прописал»! Однако польза от переезда все же была, я понял: могут они! Скоблы помогли и машиной, и грузить. Ну просто дружный семейный клан. Уезжая, расцеловались! Спустились и Анна Сергеевна с Варей, взволнованные, тоже неслучайные в нашей жизни люди. Бывает же хорошо! И вот мы на Невском. Пустые красивые комнаты. Ну что? Распаковываемся? — Останься, Настя! Живите здесь! Вон как тут хорошо! — Нет! — сжав зубы, процедила она. И они уехали. Уже — екнуло сердце — навсегда. Жить, как она хочет, можно лишь там! Полгода — звонки лишь по телефону. И вдруг звонок в дверь. Настя? Все поняла? «Расколдовалась» и «ожила»? И сейчас обнимемся?! Распахнул дверь… Откуда ты, прелестное дитя? Варя! Бывшая соседка с бывшего «верхнего этажа»… — Проходи, — не совсем уверенно произнес. Совсем уже девушка стала. Сердце мое запрыгало. Не о том думаешь! — Я к вам пришла… — смущенно потупилась. Вижу. — …очень неприятную вещь рассказать. И эта туда же! — Говори. Садись. — Я постою. Ну хватит уже смущаться! Не за этим пришла! — Я была у Насти. Все ясно. Правда, детали бы хотелось узнать. Хотя и не очень. — Она ужасно как пьет! При мне выпила две бутылки. — Чего? Зарделась. Эту подробность ради девичьей солидарности решила не выдавать. Ну спасибо. — Потом мы пошли с ней гулять… Отлично. — …и она купалась в Ольгином пруду. Поплыла прямо в платье! До острова доплыла. Потом приплыла обратно. И прямо так и пошла… — Да. Удивлена, видимо, моей реакцией. Но если зажатым не быть — разлетишься! — А знаете, чем они зарабатывают на выпивку? Решила все-таки вышибить у меня слезу? — Чем? Все же на выпивку, а не на наркотики! — Взяли в какой-то театральной студии… Значит, какая-то капля истины в Настькиных показаниях есть? — …старинные костюмы. Запнулась. Ну-ну, не стесняйся! Что уж такого ужасного может быть в старинных костюмах?.. Может, оказывается! — И стоят у фонтанов. Изображают Екатерину и Петра, просят фотографироваться! — Да… — Причем вызывают лишь хохот! Дородная Настя — очень она растолстела — и маленький «Петр Первый», до плеча всего ей! Да. Вот это «театр»! — И… фотографируются с ними? — Только если кто хочет поиздеваться! — Ну спасибо тебе. Ушла несколько ошеломленная. Ждала рыданий? Это потом. Эх, Настя! Спасла Кольку? Погубила себя! И без него бы погибла. — Привет, Настюленька! Как дела? — Нормально, — несколько настороженно произнесла: с чего это я такой веселый? — Хочу похитить тебя. Долго кашляла. И выкашляла все плохое. Спросила радостно: — А куда? — А в Елово! Хочешь? Кузя зовет. Елово для нее — «место обетованное». Последнее, наверное, что еще светит ей! — Хочу! Отлетели и Колька, и псы, и бутылки! Ура! Кузя — в беде. Настя это любит — покровительствовать. — Ну что, Кузярушка, бедный?! — взъерошила поредевшие его кудри. Чего он тут сидит? Если вспомнить классику (а почему бы ее не вспомнить?), ходит в заброшенном Доме творчества, как всеми забытый слуга Фирс посреди загубленного вишневого сада! Кто только здесь не хаживал! Лучшие умы! Разве что кроме Чехова, все писатели жили. И Кузя как бы это хранит: почти каждый день приходит с дачи, «подправляет» гнилье. А вокруг самостийная стройка идет! Самосвалы грохочут. Растут глухие заборы. Все в сизом чаду! Снесли угол нашей ограды, и глубокие грязные колеи идут через сад, где мы когда-то гуляли, предаваясь высоким размышлениям. Но умам нашим недоступно: что строят? Говорят, самую высокую резиденцию. Зачем она им в этой глуши? Бетонные стены поднимают со всех сторон. Испуганные дачники сгрудились здесь, иногда выбегают, стоят в колеях. Но самосвалы, эти циклопы (стекляшка-кабина сдвинута вбок), словно и не людьми управляются, за сизыми стеклами их не видать. Пропадет Кузярушка здесь! Алка давно на него рукой махнула. Но Настька — ожила! Румянец появился, засияли глаза. — Давайте Тимчику позвоним, он снимет! Тимчик теперь телебосс! Какой-то фургон через сломанный забор прямо под окна подъехал. Ничего уже не боятся! Выбежали, чтобы ругаться, и тут увидели надпись: «Телекорпорация!» Причем прогрессивная! И Тимчик наш вышел! — Ну что, попухаете? Молодец, Настька, что позвонила! — глянул на череду самосвалов. — Распоясались тут! Привет, папа! Впервые такое — Кузе! Я тихо оставил их. Жора позвонил, лучший друг! — Чего там в Петергофе творится у нас? Мутно чего-то. Съездим давай. Я думаю, — он добавил язвительно, — Колька отыщет свою жену? Надо решать это дело. Да. Это дело надо решать. Убедился, как только вошел. Горы заплесневелой посуды, отходы все на полу — хоть зажимай нос! По идее мать, то есть Нонна, должна была с этим разобраться, но с порога на нее, вошедшую первой в родовое свое гнездо, кинулись остервенелые псы, скаля клыки! Да она и без псов бы не справилась, ослабела совсем! И среди всего этого ада — несчастный Колька. — Та-ак! Ясно. — Сима губы поджала. — А где же Настенька наша? Давно ее никто так ласково не называл. Колька, набычась, молчит. Как мужу ему похвастаться нечем. — Прибери тут хоть немножко! — Брезгливо Жора сказал, но не Нонне, а Симе. В своем нежно-бежевом костюме даже не сел. Сима загромыхала посудой. Нонна, уронив руки, сидела на табурете, словно все это ее не касалось. Сознание ее улетает. Но эта беда — отдельно, не будем мешать ее с той, ради которой приехали. Не давай двум несчастьям объединиться! «Подходите по одному!» Сима брезгливо разгребла угол стола. Сели. Даже псы замерли, чуя, видимо, опасные перемены в своей судьбе. |