Онлайн книга «Третье дыхание»
|
– …Умный, ч-черт! – восхищенно прошептала. Надеюсь, это относится частично и ко мне? Вошла решительно: – Ну ладно, Веч! Давай по-честному. – Ну давай. – Я же обещала. Вот, – торжественно вытащила из кошелки бутылку. - Пиво. Одно. Можно, Веч? Я поднял бюст: – Став сюды. – Вы, Нонна, красавица и чудовище в одном лице. – Я все сделаю, Веч! – Что ты сделаешь? – Все! Глядели друг на друга. – Ты… хотя бы под моим столом вымела. А то – упали очки за стол… и вот – даже не разбились, такая пыль! – …Но это же хорошо, Веч? – Ну что ты наделала? – Что?! – Что это? – Это? Котлеты! – Это мурло какое-то! Все разваливается! Слезами блеснув, метнулась с кухни. Счастье-то строй! – Стой! – за руку ее ухватил. – Давай… будем с тобой считать… что это макароны по-флотски. С фаршем. В слезах ее усмешка блеснула: – Но без макарон! – Точно! – я сказал. Засмеялись. – Только вот, – снова помрачнела, – как твой отец к этому отнесется? – Ничего! Бывают макароны по-флотски не только без макарон… но даже без флота! Засмеялись. На сколько еще хватит слов? Вечером квартира озарилась снова – но отраженным солнцем от стекол напротив. – Да в шестьдесят я Волгу переплывал! – кричал батя. Я тоже что-нибудь переплыву. А пока мы показали нашу совместную мощь – уничтожили макароны по-флотски без макарон. – …Чай? – сдержанно Нонна произнесла. Ну отец! Видит же, что Нонна в полном изнеможении… во всяком случае – изображает его. И тем не менее он твердо произносит: – Да. Потом я сидел за рабочим столом, наблюдая, как гаснут стекла, и заодно слушал стенания Нонны, доносящиеся из спальни. Но это она уже так – демонстрирует невыносимость своего бытия, при этом конкретно не делая ни хрена! А ты из этого строки гонишь? А из чего их еще гнать? Третье дыхание. Потом Нонна, устав стонать, приходит ко мне, берет меня за руку, виновато улыбаясь: – А давай к отцу твоему сходим?.. Скучаить ить! Ночью я думал: хороший был день!.. Но выдержу ли еще такой? Выдержу! Завтракая, на то окно жадно поглядывал: где ж Боб? Хотелось бы с ним схлестнуться, набить карманы деньгами. Уже сценарий рисовался: фекальное шествие! Чумой мелкого предпринимательства я, видать, крепко схвачен. Где же Боб? Среди ложных ценностей тоже попадаются очень неплохие. Дело-то наверняка международное, может, уже получено валютное “да”? Но где же он? Видимо, я представляю для него ббольшую опасность, чем он для меня? Звонок. Вот и он, долгожданный! – Хелло! – сиплый его голосок. – Хелло. Ты, кажется, интересовался, Боб, пуленепробиваемые ли у нас стекла? Так вот – простые они! – Поначалу на жалость решил надавить. – А что – стекла тебе? – прохрипел Боб. – Вы и так мне всю морду раскровянили – от визажиста звоню. Как там кошка твоя? Мне бы такую! Ну, это погорячился он. – Ну что с кизяками? – я на более мягкую тему перевел. – Есть идеи. – Во-во! – Боб обрадовался. – Честно скажу – я уж и двигатель на кизяках кумекаю. – Пердолет? – Умеешь ты сформулировать! – Боб захохотал. – Ценю! Во сколько, интересно? Но если надо, воспою – хотя предмет это непростой для воспевания. – Сняли кирасирский манеж, – Боб поведал. – Знаешь это где? Тонну набрали уже. Чистим город. Месим, топчем. Ими и отапливаемся уже… Так бабки нужны тебе? – Да есть маленько пока. – Так не придешь, значит, коли с бабками-то? – …Ну почему же? Приду. – Но ты – с душой? Честно? – разволновался он. – Конечно! – воскликнул я. Я все делаю с душой. Тем более – дело родное. Семья наша с кизяков начинала свое восхождение. Правда, дед мой начинал с них, а я ими закончу. Замкну круг собой. Отец разговор мой внимательно слушал, усмехаясь из-под бровей. – В рабстве, что ль, у него? – снова поинтересовался. – Примерно да, – я ответил. Он кивнул. Ушел, удовлетворенный. Через некоторое время снова пришел – чем-то еще более довольный. – Я тут “Иосифа и его братьев” читаю. Как он из рабства выходил. Чего надо-то от тебя, чтоб освободили? – Видимо, мою жизнь, – я ответил. Отец пренебрежительно рукою махнул (мол, это что ж за богатство?), вытащил свой заштопанный кошель, усмехаясь, вынул купюру: – На вот тебе. Красная цена! – Спасибо, батя. Но не надо пока, – отвел его дар. – А то бери. Помнишь, как в “Фаусте”? Маргарита отдала все драгоценности, полученные от Фауста, монахам – и те были очень довольны. Без ехидства не может он! Снова звонок. Уточнения какие? – Хелло… О, здрасьте, здрасьте! – прикрыл ладонью трубку, отцу шепнул: – Это Надя, аспирантка твоя. Он сразу азартно дернулся: – Дай! Все сразу ему “дай”! Отвел его руку, шепотом заговорил: – Спасибо скажи ей. – Это за что ж это?! – воскликнул. – Она все напутала только! - Снова к трубке рванулся. – Да постой ты! – Как мог, я удерживал его, целое сражение у нас возле трубки развернулось. – Ты одну только строчку в сберкнижке разглядел вместо двух, а она все твои пенсионные бумаги по новой сделала! Понял, нет? – Я прижал его к стенке: – Поблагодари ее. – …Понял, – неохотно он произнес. Я отпустил его, протянул ему трубку. -…Алло! – просипел он. -…Надя? Ну здравствуй, мила моя! Спасибо тебе! Как хорошо-то ты все сделала – пенсия у меня почти вдвое возросла! Ну спасибо тебе! Пока. Мы посидели с ним молча, потом он поднялся, потрепал мне плечо и ушел к себе. Снова звонок! Кузя. Не забывают друзья! – Слышал? – сразу взял быка за рога. – Возле Испании танкер развалился с нашим мазутом. Однокорпусный – тонкий, как яйцо. Такие же, кстати, и по Неве ходят и скоро в Приморск будут заходить. Я мягко эту тему отвел: – Сочувствую. Но, Кузя, извини, своего хватает. |