
Онлайн книга «Толмач»
Он важно объяснил: – Ну… В России сейчас оригиналов нет, все фальшивое… А фальшивый алкоголь четырех видов бывает: суррогатный, нелегальный, безакцизный, поддельный… – Вдруг остановившись, как будто вспомнив что-то, на секунду замолкнув, Рукавица круто перешел на другую тему: – Но знаете, я такой человек, что не терплю неправды! Поэтому всегда с властями в пикировку попадал. Казалось бы, что мне на митингах надо?.. Сиди себе и ешь солянку рыбную сборную отборную. Так нет же ж, не могу молчать! И на митингах бывал, и газеты левые финансировал, и петиции подписывал. За это и пострадал. Пострадал за правду, можно сказать. Лучше б сидел тихо и икру ложками лопал. Теперь вот лагерной баландой питаться приходится. Да, жизнь бьет ключом, и все – по голове. И не промахивается, главное… Тилле со скрытой улыбкой выслушал его монолог о правде и икре и попросил подробнее рассказать, чем тот занимался последний год – ну, кроме фальшивого алкоголя. Рукавица сцепил руки под животом: – Всяким. Своей фирмой в основном, пока не допекли. У меня фирма «Лилия» есть… вернее, была, – поправился он. – Экспорт-импорт, ширпотреб, пищевка, пивко голландское, колбаска немецкая, ветчинка австрийская, машины подержанные, одежонка б/у… ну, и так далее… Что Бог пошлет… – На кого оформлена фирма? – Была оформлена, была, – уточнил Рукавица. – На меня была оформлена. У меня еще восемь людей сотрудников… Было. – Есть счета в западных банках? – Как не быть?.. – Ваши личные или фирмы? – Разные. Но фирму продал, а мой личный счет остался. Наш с вами счет, можно сказать! – вдруг уставился Рукавица на Тилле. – Не понял? – ответил тот. Рукавица завозился на стуле, забормотал льстиво: – Ну, имею в виду, что если мое дело положительно решится, то мы с вами можем этим счетом совместно пользоваться… Тилле, усмехнувшись, всем корпусом повернулся ко мне: – Сколько тот монстр Шнайдеру предлагал? Пять тысяч? – Мало, конечно, – откликнулся Рукавица, когда я ему коротко поведал о Дубягине. – Я ему тут же пятьдесят тысяч дам, если он мне дело сделает! Я перевел. Тилле махнул рукой: – Забудьте. Тут не Советский Союз. И больше не предлагайте. С какими фирмами сотрудничали на Западе? Рукавица разочарованно потер затылок: – Значит, не клюет? – тихо уточнил он у меня. – Жаль, очень жаль… Надо было наличкой принести, прямо сюда, чтоб увидел… Ну да ладно, на нет и суда нет… С какими фирмами работал? С разными. Тут ведь тоже много всякой рыбицы в мутной водице. Список большой. Даже Максимка не всех знал… – Какой Максимка? – шепнул я ему, напомнив: – Вы же сказали, что с Максимкой в лагере познакомились! – А… ну да, ну да… – закудахтал испуганно Рукавица, но Тилле успел уловить имя: – Что, Максим?.. Максим?.. А, вчера такой тут сдался – Максим! – он покопался в папках, достал какой-то замызганный паспорт и принялся его сличать с паспортом Рукавицы, потом спросил невзначай: – Этот человек, Максим Чалый, вам знаком? – Нет, тут, в лагере познакомились. Земляками оказались. Тилле, держа оба паспорта в руках, серьезно уставился на Рукавицу: – Еще раз спрашиваю – этот человек, Максим Чалый, вам знаком? Вы вместе приехали в Германию? – Нет, тут познакомились… Это я про другого Максимку, что у меня на фирме работает… работал… – заерзал Рукавица, но Тилле прервал его: – Почему же тогда у вас и у этого, по вашим словам, ранее вам незнакомого Максима за последний год в паспортах все пограничные штампы совпадают?.. А?.. Как вы это объясните? – Не знаю, – растерялся Рукавица. – Может, он тоже в те же дни ездил?.. – В те же дни и часы? И в те же страны? – Тилле покачал головой: – Нет, таких совпадений не бывает. Вы с ним путешествовали вместе. Раз уж мы начали об этом, то прошу вас рассказать, как вы проникли на территорию Германии? Лоб и нос Рукавицы залоснились, он вытащил платок, вытер лицо. Веселости в нем поубавилось. – Ну как прибыли… Прибыл, вернее… Когда я понял, что надо бежать, я быстро продал фирму. – Кому? Когда? За сколько? – Кому?.. А брату своему. А за сколько – это уже коммерческая тайна, извините. – От нас у вас тайн нет, – сухо и жестко оборвал его Тилле, но не стал пока копаться в этом вопросе и попросил продолжать. – У меня бизнес-виза была. Поездом доехал до Вены, а там пересел на другой поезд и доехал до Дрездена. – Зачем надо было делать такой крюк? – Максимка ждал, – вырвалось у него. Я взглянул на него, но опять было поздно – Тилле, услышав, усмехнулся: – Опять таинственный Максимка!.. Почему он так прячет и скрывает, что они вместе? В чем дело? – заинтересованно посмотрел он на Рукавицу. Тот совсем сник и ничего не отвечал. Тилле стал спрашивать дальше: – В Австрии не просили политическое убежище? Почему? – А… А у нас… У меня знакомые были в Дрездене, поэтому решил там сдаться. Борчик и Ленуся, друзья, документы на отправку тракторов подготовили, взять надо было… Ну и поехали, то есть поехал… И приехал… – Не очень-то вы преследовались, раз могли свободно через границы кататься! – заключил Тилле и что-то внес в компьютер, а мы с Рукавицей переглянулись. Пот катил с него. Он прерывисто вздыхал, а Тилле настойчивее попросил рассказать, с какой целью Рукавица приехал в Германию. – Документацию надо было отвезти, для фирмы, – признался тот. – Фирму же вы уже продали? – прищурился Тилле. – Ну… Да… Продал… Но брату продал… А мы вместе работаем… Надо было еще… Тилле закрыл паспорта, посмотрел на него проницательно. – Вы, я вижу, солидный человек, имеете фирму, деньги, семью, ездите по Европе. Что вам, собственно, тут, у нас, надо? От кого и от чего вы бежите, скажите откровенно? Рукавица огляделся, как после сна. – Последние два года стало невозможно жить. С одной стороны – подлец Кучма буйствует. С другой – антисемиты донимают. Звонят на фирму, ругаются, стекла бьют, машину взорвали, «Вольво». Убирайся в свой Израиль – и все. Когда машину взорвали, я пошел в милицию. А там эти тупорылые рожи смеются: «От машины что-нибудь осталось? Ничего? Ну, раз трупа нет – нет и преступления. Станете инвалидом – приходите, поможем, а пока советуем на фирме охрану увеличить. Можем пару надежных людей посоветовать!» Сами, наверно, и взорвали, как думаете? – (Тилле пожал плечами.) – Потом на вывеске фирмы краской буквы подрисовали, плохое слово вышло. – Как это? – спросил я. |