Онлайн книга «Толмач»
|
– Почему данные о нации и языке неизвестны? – спросил я у Зигти. – Не знаю. Надо выяснить. Приведите ее. – С детьми? – А куда их денешь? Я вышел в приемную. Там стоял гвалт. В центре возились дети разных народов, родители сидели по стенам. Китайские болванчики, вьетнамские статуэтки, курдское черное дерево, арабские балахоны. Отдельно сидит женщина в черном, с грудным младенцем. Под ногами возятся двое бодрых ребят. – Мирзада? Я ваш переводчик. Буду вам помогать. Она встала. Я увидел, что в животе у нее четвертый сын. – Надо идти делать фото. – Я посмотрел на детей. – Мужа нет? Она покачала головой: – Муж турма Махачкала… Кагда муж здэс приди, с нам посэлит? – Не знаю. Надо будет спросить. Братья на секунду замерли, когда я подошел к ним, а теперь подрались из-за рваного зайца. – Бальбаганчи! – строго сказала Мирзада и, подкинув на руках младенца, добавила что-то на неизвестном мне языке (мальчик кивнул и продолжал рвать зайца на себя). Говорила она по-русски плохо, с явным кавказским акцентом. В музгостиной братья-разбойники тут же разбежались по углам и стали с остервенением вырывать интернетовские вилки и отвинчивать счетчики с отопления. Кое-как мы усадили их за стол, дали бумагу, они похватали ручки и начали деловито мазать листы. Мирзада села у стены и оглядывалась, не зная, куда деть грудного ребенка, но Зигги, сказав: «Не надо, пусть держит, я так сниму, что он в кадр не войдет! – быстро щелкнул затвором поляроида. – Но как дальше?.. Один ребенок – куда ни шло. Но трое?..» – Она спрашивает, когда ее муж приедет, поселят их вместе или он должен где-нибудь в другом бараке жить? Зигги хитро посмотрел на меня, потом кивнул на окно: – Уверен, что муж тут, где-нибудь в лагере под кустом ждет… О, если там, в лагере, поискать, много чего интересного найти можно! – мечтательно добавил он, заканчивая с отпечатками. – А почему не ищут? – А потому, что на обыск санкцию прокурора надо брать. А как ее возьмешь, если нет состава конкретного преступления? – важно объяснил Зигги. – А вот раз сделали обыск – и много паспортов обнаружили, беженцами попрятанных. И сразу много дел закрыть сумели! Лично я бы каждый день обыск совершал! – Но демократия не позволяет, – поддержал я его, однако заметил, что если б каждый день в лагере обыск делали, то беженцы перестали бы в лагере паспорта держать – и все. Так что лучше редко, но метко. – Тоже верно. Дети, закончив с рисованием, тихо добрались до клавиатуры включенного компьютера и стали жать на все клавиши. Зигги едва успел их отогнать: – Знаете что, идите лучше в комнату переводчиков, там уточняйте данные! Идите, идите, а я курдами из Ирака займусь. Их целая куча сегодня. И дальше, видно, будет все больше. Мы табором пошли в коридор, причем братья обязательно хотели взять с собой особо полюбившиеся им предметы: зайца, ручки, салфетки, резиновые перчатки из мусорного ведра, Альбаганчи умудрился ухватить коврик из-под компьютерной мыши, пришлось вернуть его на место. Поручив Рахиму присмотреть за детьми, мы сели к столу у окна. Я впервые разглядел Мирзаду. Лицо усталое, грубоватое, с резкими морщинами на лбу и щеках. Проседь в волосах. Рабочие руки. Застиранное платье. Золотые зубы. Глаза добрые, спокойные. – Мирзада, тут написано – нация неизвестна. Кто вы по нации? – Даргинка. – Тут также написано – язык неизвестен. Какой ваш родной язык? – Даргин-язык. Руски мало знай. Я полицай говорил, он не знай такой… Я занес данные на лист. Уточнять больше было нечего. – Зигги, идти наверх, к Шнайдеру? – крикнул я из комнаты. – Шнайдер пока занят, он сам за вами спустится! – ответил мне Зигги из музгостиной, куда потек темный ручеек небритых курдов. Мирзада, подкинув младенца, пошла ожидать в приемную. За ней потянулись дети. К зайцу, ручкам и салфеткам присоединилось мусорное ведро, которое я успел вовремя отобрать у сметливого Бальбаганчи. Не успел я сесть рядом с марокканкой Фатимой и спросить, какая погода в Марокко и где живет весной их король Хасан Третий, как появился Шнайдер. Он молодцевато кивнул седой головой. И мы пошли в приемную смотреть, как можно решить вопрос с детьми. В приемной сидела одна Мирзада и кормила грудью младенца. Братья, получив в полную власть все игрушки, дружно разымали их на составные части: колеса – сюда, а вагончик – туда, лапы – туда, а хвост – сюда. При виде Шнайдера Мирзада спрятала грудь и привстала. На вопрос, что делать с детьми, она сказала, указывая на младенца: – Спита, я кормила. Эти тиха играт. – Говорит, что младенец спит, а эти будут тихо играть. – Будут ли? – усомнился Шнайдер и вздохнул. – Но что делать? Не оставлять же их тут без присмотра? Пошли. Но дети не хотели уходить без игрушек, и нам со Шнайдером пришлось нагрузиться плюшем, пластиком и куклами. Я взял за руку одного брата, Шнайдер – другого, а Мирзада шла позади с третьим. – Далеко едет многодетная семья? – сощурился Тилле, встретясь нам в коридоре. – Скоро приедем, – бодро ответил Шнайдер и сказал мне тише: – Надо побыстрей закончить, пока младенец спит и эти не буянят. Это «закончить побыстрее» мне совсем не понравилось, но я пожал плечами: как скажете. На лестнице братья подняли вой из-за заячьего хвоста, но я дал им по жвачке, и они, умолкнув и сосредоточенно засопев, на время затихли. В кабинете мы устроили в углу аренку из стульев, сложили туда все игрушки, запас бумаги и карандашей. Мирзада села у стола. Младенец Зульбаган, к счастью, пока спал. Шнайдер бегло просмотрел скудные данные. – Откуда она?.. Какой нации?.. Какой язык родной?.. – Она из Дагестана. Это республика такая на Каспийском море. По национальности даргинка. И язык родной – даргинский. Я уже записал все это. И она уже раньше, в полиции, об этом говорила, но чиновники записали почему-то «неизвестны». – Дело в том, что у нас в компьютере этой нации и этого языка нет, поэтому написали «неизвестны», – объяснил мне Шнайдер, позвонив вниз и все выяснив. – Мало ли чего в компьютере нет. В реальности же они есть! – возразил я, но Шнайдер был непоколебим: – Если у нас в компьютере нет, мы всегда пишем «неизвестны». – Мне все равно, – ответил я, удивляясь такому узколобию: раз нет в компьютере, то и на земле совсем нет – так, что ли?.. В этот момент Альбаганчи дал брату громкую затрещину, тот в долгу не остался. Возня и визги. На шум прибежал сотрудник-сосед, увидел наш цирк и принес шоколадку и чипсы. Братья, забыв слезы, углубились в чавканье и хруст, а мы успели записать первые вопросы, причем все ответы Мирзада начинала со слов: «Я нэ знай, муж знаэт», чем очень рассердила Шнайдера: |