Онлайн книга «Толмач»
|
А говорил я тебе, как недавно в лагере нарвался на одного бывшего альпиниста, тоже сутяжника и склочника, который с России 10 миллионов долларов получить пытается?.. Очень смешной случай, не поленюсь рассказать, если у тебя есть время мои глупости слушать. В поездах теперь мало народу ездит – весна, очередные каникулы. Еду почти один, в окно смотрю – уже не темень, как зимой, а зелень и свет кругом. От вокзала перехожу окольными путями через стройку и дальше, мимо церкви. Лавки, будки, спящие дома. И вот уже лагерный ареал: с утра пораньше фигуры возле зданий слоняются, ковры из окон вывешены, дети на площадке темнеют, женщины из окон переговариваются. Немудрено – некоторые годами так по лагерям живут, пока их дела по судам и прокуратурам кочуют. Бирбаух, переложив пивные бутылки из ящика под стол, доброжелательно приложил печать к обходному листу: – Касса открылась. Теперь – не спешить. Вы сигарету курите – а денежки уже где-то в вашу сторону заворачивают. Они сами знают, кого любить. К одним ручейком текут, а к другим – реками и океанами. – Да, у некоторых наводнение, а некоторые вообще без воды, засуха в пустыне, – поддержал я его. – Вот именно, ничего не поделать! Это уж так. Если бы я в баронской семье родился, я бы тоже горя не знал… Прошу, ваш обходной! В комнате переводчиков – коллеги-арабы. Но не успел я подсесть к ним и получить стаканчик зеленого чая из термоса, как появился Зигги и, передавая мне папку, сообщил: – Там какой-то кинг-конг из России. Просмотрите дело. Ну и здоровяк! – а Рахим заметил, что все русские, кого он встречал, высоки, крепки и сильны и что, видимо, в России природа такая, здоровая и крепкая. Я открыл папку. На фото: массивное лицо, голый череп, щеки в шрамах, перебитый нос. В общем, морда не только просит кирпича, но уже не раз его получала. фамилия: Малой имя: Иван год рождения: 1959 место рождения: г. Барнаул, Россия национальность: русский язык/и: русский вероисповедание: бывший член компартии Решив, что это урка, я пошел за ним, но он уже сам пыхтел мне навстречу: здоровый буйвол, сильно хромает и громко сопит, в нелепом голубом галстуке на бычьей шее, с огромным красным пластиковым мешком в руке. – Малой? Иван? – остановил я его. – Так точно, – ковыльнув, застыл он. – А вы кто будете?.. Из российского консульства?.. – Нет, ваш переводчик. – А, хорошо, а то я думал, что это уже за мной приехали… – Есть основания бояться? – Еще какие!.. Я в мировой суд жалобу подал, ущерб в 10 лимонов баксов оценил – еще бы не бояться! Прикончат как котенка. – На кого подали жалобу? – На Россию. – Надеетесь получить с России 10 миллионов? – уточнил я. – А как же! По одной простой причине – они мне полагаются! Решив, что это не урка, а псих, я ласково указал ему на дверь музгостиной: – Прошу! – Понял. Он благодарно пропыхтел мимо меня, сопя и свистя перебитым носом. От хромой ноги его во время ходьбы исходил деревянный стук. Озираясь, куда бы положить мешок – «Документы!» – он спросил меня, не снять ли галстук, все-таки не на свадьбу пришел, но я, с вожделением поглядывая на мешок («Может быть, работа появится, письменные переводы!») – пожал плечами: – Вы в костюме, так что и галстук при деле. – Да? – недоверчиво переспросил он, поколебался, но галстук с толстой шеи все-таки содрал и, не развязывая, кинул его в свой необъятный мешок. – Не нужен он мне. В Страсбурге одевал, а тут – не надо. Сниму лучше эту ебаторию, на глотку давит. – Давно из Страсбурга? – Пару недель назад там был. Оттуда в Голландию заехал, в Гаагский трибунал, оттуда – прямо в Дюссельдорф. А оттуда уже сюда прислали. Мне терять нечего. Мое дело правое. Но мое дело плохо. Вмандякался в дерьмо. Давай я тебе документы покажу!.. – И он споро полез в мешок, но я успел остановить его: позже, сейчас отпечатки и фото, документы – потом. – Понял. Как скажешь. Будем на «ты»?.. Что делать?.. Куда идти?.. Я указал на Зигги, стоявшего к нам спиной (он мазал чернила на станок): – Сейчас он пальчики снимет! – Чего это?.. Я не бандит. Я альпинист. И конезаводчик. – Конезаводчик? – повторил я слово, рождавшее какие-то странные ассоциации с дореволюционным прошлым. – Ну да, лошадей развожу. Ахалтекинцев. Слыхал?.. Вот. Кем только в жизни не был!.. И альпинистом, и циркачом, и подводником, и в кино снимался… Теперь вот пиздецом накрыт лежу, ничего нет, все отняли, бляди ебучие, сучьи вскормыши… – Кто отнял? – Понятно, кто – внучка президента, кто же еще?.. Чтоб ей пусто было, давалке!.. Он не успел досказать – Зигги взял его мощную руку и начал тыкать пальцами в чернила: – Спортсмен? – Я, я [41] ! Спорт, гут спорт! – подтвердил Малой с гримасой улыбки на обезображенном лице (от перебитого носа и шрамов лицо съехало на сторону, перекосилось, как после пареза, – вид был диковат). – Поставьте мешок, никто не украдет! – сказал Зигги. – Понял. – И Малой кинул мешок на пол, однако недалеко от своих ног: видно, он крепко надеялся на эти бумаги. Свист из его носа был то громче, то глуше. Зигги управился с отпечатками и усадил Малого к стене, начал настраивать поляроид. – В кадр не вмещается, – пошутил он. – Все русские такие здоровяки? – Все. Потому и войну выиграли, – завел я беспроигрышную шарманку. – Ну да, Шталинград… Слышал от деда. Он там руку потерял. – Хорошо, что не голову. – Верно. Там большая мясорубка была. Без руки жил потом, ничего. Левая, к счастью. – Могла быть и правая, – предположил я. Малой тем временем заковылял к умывальнику – отмываться от чернил. – Что это с ним? – кивнул Зигги на его хромую, вывернутую ногу. – Все очень просто – с горы упал, – лаконично ответил Малой. – Хорошо еще, не убился, только одну кость сломал и сотрясение средней тяжести получил. – Ногу сломать лучше, чем позвоночник, – заметил я. – Позвоночник у меня тоже не в порядке – винтом рубануло, когда под водой был. И нос мучает – с трапеции в цирке сорвался. Теперь вот на роже вечный хмурняк… И сотрясений штук восемь, все и не упомню. Беда! – покачал Малой массивной бритой головой. – Я сам с Алтая, с детства по горам лазаю. Это потом в Москву поехал жить, будь она трижды проклята, а в детстве там жил, на воле. |