
Онлайн книга «Замыслил я побег»
— Да нет, ты не волнуйся! Дальше этого кабинета информация никуда не пойдет. Садулаев с Корсаковым… Ишь ты! К твоему трудоустройству это не имеет никакого отношения. Вот тебе листочки. Все как обычно, все как раньше. Родился, работал, не был, не состоял… Только теперь родственники за границей — это не плохо, а даже хорошо. Заполняй! А потом мы тебя недельки три попроверяем. На всякий случай… — Как раньше? — Ага. Как раньше. И занимаются этим те же самые ребята из Конторы. А начальник службы безопасности у нас полковник из «девятки». Брежнева охранял. Как раньше… Меня, когда брали, десять раз переспрашивали, зачем фамилию поменял. Был Волобуев — стал фон Герке… Не любят у нас, понимаешь ли, дворянских корней. Ну ничего. Я, кстати, все вспоминал, ты у нас не из дворян случайно? — А что? — Я, понимаешь, — тут он протянул Башмакову золоченую визитку с гербом, похожим на сваленную в одну кучу коллекцию старинного оружия, — Краснопролетарское районное дворянское собрание организовал. Кадров решительно не хватает. Какие-то все вырожденцы и пьяницы… Устроил обед по случаю тезоименитства невинно убиенного государя-императора Николая Александровича. Заблевали весь ДК Русакова. Ну ей-богу… А если нормальный дворянин, не пьющий, с манерами, — так сразу еврей. Папашу или дедушку подженили. Приходит тут на учет вставать князь Тверской, Иван Моисеевич. Смотрю по документам — все правильно: Рюрикович. Ладно, Олег Трудович, заполняй анкеты! Я очень рад, что ты будешь у нас работать. Надоели эти сопляки. В башке ничего, кроме курса доллара, а по коридору идет что твой президент Академии наук… Так бы и дал в лоб половником! Ну, за тебя! Башмаков плюнул на разгрузочный день — и выпил коньяк. Душа потеплела. — А помнишь, как Каракозин Чубакку дистиллированной мочой поил? — захохотал Герке. — Конечно! — Ты, кстати, с ним не встречаешься? Вы ведь дружили… — Нет, не встречаемся. Он куда-то уехал… — Я тут его жену по телевизору видел. Как ее звали? — Олеся. — Да. Олеся. Они, кажется, разошлись? — Давно уже. — Тут презентацию Ростроповича по телевизору показывали. Она ему какую-то древнегреческую вазу вручала от клуба бизнес-вумен. Ну, доложу я тебе! Кто мог подумать, когда она по «Альдебарану» задницей вертела! Какая женщина! А Ростропович — тьфу, смотреть противно! Козел с виолончелью… Ты у нас, кстати, кто? — В каком смысле? — В политическом. — А ты? — Я монархист, естественно. — А я сочувствующий, — горько вздохнул Башмаков. Когда он уходил из банка, охранник снова заставил его положить кейс на транспортерную ленту и даже подозвал напарника. Они с живым интересом уставились на экран, но серые фруктовые силуэты на этот раз раскатились по углам. — Взяли? — спросила Катя, когда Башмаков пришел домой. — Пока еще нет. Проверять будут. — А чего тебя проверять? — удивилась Катя. — Ты же безобидный. — Не переживай! — Как же не переживать, если у меня муж безработный? — Все будет хорошо. Ты Корсакову очень понравился! — первым делом успокоила Дашка, поздно вечером вернувшись домой. Она теперь постоянно возвращалась поздно, потому что, вдруг спохватившись, поступила на вечернее отделение пединститута и после работы ездила на лекции. — Возьмут тебя, никуда не денутся! — Это тебе Садулаев сказал? — со значением поинтересовался Олег Трудович. — Вот черт, забыла тебя предупредить. А кто тебя про Садулаева спрашивал? — Герке. — Ты с этим фон-бароном поосторожнее. Он из команды Малевича. — А Корсаков? — Тоже. — Не понял. — Выйдешь на работу — все поймешь. Черт, как же я тебя не предупредила! Башмаков тщательно заполнил формы и анкеты, приложил фотографии, трудовую книжку. Дашка все это отвезла в департамент кадров. Началось ожидание. Он так волновался, что даже хотел сходить в храм Зачатия праведной Анны и поставить свечку, но так и не сподобился. А ровно через три недели позвонил Герке и радостно объявил: — С тебя гектолитр! В понедельник выходи на работу! — Наконец-то. — Наконец-то? Если бы не я, тебя еще месяц проверяли бы! В понедельник Башмаков отправился в банк. Корсаков принял его, не выходя из-за стола. Не привстал даже, а лишь еле заметно кивнул. — Куда же мне вас девать? — начальник почесал пальцем лысину, словно соскреб с полировки мушиное пятнышко. — В каком смысле? — В том самом. Вроде только что отстроились, а мест уже не хватает. Новое крыло только через полгода сдадут. Ладно, посидите пока в кассовом секторе. Там Игнашечкин. Он как раз для «карточников» программирует. Пообщайтесь, полезно будет. В небольшой комнате тесно, впритык стояли четыре стола. За первым столом в уголочке, отгороженном большим шкафом, сидела кассир-эксперт Тамара Саидовна Гранатуллина, маленькая восточная женщина со скуластым лицом, раскосыми, но не темными, а светлыми недоверчивыми глазами. Судя по рукам, уже начавшим ветшать, ей было под пятьдесят, хотя выглядела она значительно моложе, лет на сорок. Второй стол, заваленный листингами, проспектами и справочниками, принадлежал Гене Игнашечкину, беготливому пузанчику с постоянно расстегнутой нижней, надбрючной пуговкой на рубашке. Волосы у него были редкие, и когда он волновался, сквозь светлые прядки виднелась покрасневшая кожа, покрытая капельками пота. Но особенно Башмакова удивила клавиатура Гениного компьютера, покрытая коричневыми кофейными пятнами и обсыпанная сигаретным пеплом. Кстати, сам Игнашечкин никогда не говорил «компьютер», а исключительно «компутер». Когда Башмаков впервые вошел в комнату, Тамара Саидовна мирно ругала Гену за то, что он по вечерам, когда все уходят домой, самым подлым образом смолит, хотя между ними существует твердое соглашение: в рабочем помещении не курить. — Саидыч, одну сигарету! Задумался… — Вы по какому вопросу? — спросила Гранатуллина, увидев Башмакова. — Я тут с вашего позволения сидеть буду, — вежливо сообщил Олег Трудович. — Курите? — с надеждой спросил Игнашечкин. — Нет. — Очень хорошо! — обрадовалась Тамара Саидовна. — Будем знакомиться. Познакомились. — Трудович? — хихикнул Игнашечкин. — Значит, отец ваш — Труд? — Да. Был… Умер недавно. — Извините… — Гена покраснел на всю голову и, стараясь замять неловкость, сказал, кивая на третий стол: — А здесь у нас сидит Вета. Очень серьезная девушка. Она сейчас болеет… |