Онлайн книга «Медленная проза»
|
– Да-да, обычный. – Извини, но я карточку возьму, придется в темноте посидеть, иначе я не выйду из гостиницы – Да-да, только побыстрее. Девушки из ресепшен уточнили: идти направо по улице, три или четыре квартала, это недалеко, можно пешком. Хрена тебе, пешком, подумал он, вспоминая стадо таксомоторов перед крыльцом гостиницы. Но такси у крыльца не было. Ни одного. Дима быстро пошел, потом побежал по дорожке через сквер к перекрестку. Метров пятьдесят, не больше, но он уже подвывал, проклиная собственную тупость – зачем подштанники не надел или хотя бы трусы. Ледяной ветерок превратил джинсы в шуршащий фанерный короб, мороз входил в его тело через пах, который, по ощущению Димы, превращался сейчас в кусок пористого льда. Копцы тебе, Дима! Редкие машины проносились мимо, не обращая внимания на его поднятую руку. Блестел ободранный поземкой и электричеством асфальт. В черном небе над городом бесовским синим светом горели буквы ВИТУС. Вернуться за одеждой? Но тут рядом затормозила «Волга», и Дима полез в прокуренное, с запахами бензина теплое ее нутро. – В дежурную аптеку. – Сколько дашь? – А сколько нужно? – повернулся Дима к шоферу, паренек напряженно смотрел вперед, подставив под взгляд Димы профиль. – Двести, – отрывисто сказал он. – Поехали. Шофер, не обращая внимания на светофоры, круто развернул машину прямо посередине пустого перекрестка и понесся по улице в другую, как показалось Диме, сторону. Потом налево, еще налево, полетели мимо смутно знакомые улочки, проскочили проспект, снова налево, потом направо и машина уже тормозит: – Вон она, ваша аптека. – Да-да, – сказал Дима и, хватая ртом колючий плотный воздух, вывалился наружу и побежал к освещенному тусклой лампочкой крыльцу. Снег на крыльце нетронут – неужели закрыто?! Дима со страхом потянул на себя ручку, дверь неожиданно поддалась. Внутри холодный дух трав и лекарств, за стеклом женщина в накинутом на плечи пальто у маленького телевизора. – Пожалуйста, но-шпу, лидокаин и шприцы. – У вас нет денег помельче? Я не найду вам сдачу. – Ну, приложите к нему терафлю. – Нету. Возьмите фервекс. Машина стояла на месте. Устроившись в кресле возле шофера, Дима отдал ему две сотенные бумажки, и дорога к гостинице заняла минуты две, не больше. Стараясь идти размеренно, Дима пересек холл, сонные барышни из ресепшен не обратили внимания. Ничего, значит, не произошло в его отсутствие. А что могло произойти? Лифт спускался очень долго. Сонный коридор тоже был неимоверно длинным. Войдя в номер, Дима вставил карточку в щель, вспыхнул свет, и он увидел пустую кровать с развороченным постельным бельем. – Ничего себе! Значит, так – паспорт, деньги, цифровая камера, что там еще можно было взять?.. Но тут блеснули лежащие у телевизора часики. Ее часики. – Эй! – донеслось из ванной. – Включи мне здесь свет. Катя полулежала в ванной, окруженная черными плавающими волосами. – Ты что тут делаешь? – Греюсь. Вроде как немного даже отпустило. Помоги вылезти. Дима наблюдал, как она растирается, потом метнулся в комнату и сдернул с кровати простынку: – Завернись. На подгибающихся, как показалось Диме, ногах Катя соступила на пол. Дима присел, вытирая ей ноги. – Идти можешь? – Могу, конечно. Да ты не бойся, я живучая. Не трогай, у тебя руки просто ледяные. Дима раскладывал на столе купленное в аптеке. – А ты точно умеешь? – Умею-умею. – Ну, – сказал Дима, пустив вверх тонкую струйку готового лекарства из шприца, – и где наша попка? – Ищи, – сквозь зубы сказала она. – Должна быть. – Ты чего, боишься, что ли? – Боюсь. С детства. Дима сбросил одеяло. – Она у тебя как пирожок из печки. Расслабь мышцу, ну. Ну что же ты? – Не могу. Дима наклонился и провел губами по горячей и сухой коже. Катя вздрогнула. – Ты что там делаешь? – Расслабляю. И тут же толкнул иголку. – Так нечестно! – А ничего, – сказала она, – терпимо. – Помассируй салфеткой. – А сам не можешь? – С удовольствием. – Ну а теперь пей фервекс, – Дима поднес кружку с теплым, еще щипящим пойлом. – А ты сам-то чего дрожишь? – Это из меня мороз выходит. – Лезь ко мне под одеяло… А ты что, вот так голый под джинсами и бегал? Ты что? И неожиданно сильными руками притянула Диму в постель, прижалась сзади к спине. – Ну, Кать, от тебя, как от печки раскаленной. – Зато ты как холодный компресс. – Погоди, – высвободился Дима, – у меня тут футболки чистые. Давай вот эту надень, она самая теплая. Желтая. Это цвет пустыни, и видишь, какие верблюды вышиты на ней. Это настоящие, без обмана. Из Туниса привез. Вот как раз на этом, который с краю, я и ездил. Он такой теплый, как печь деревенская, и шерсть у него как у теленка. Влезай. Катя выпросталась из простыни и, вытянув вперед длинные голые руки, нырнула в подставленную Димой майку. – Да тут вдвоем можно жить. – Лишь бы не жало. – А ты что, доктор? – Нет. Историк. Грант здесь отрабатываю. Главу про деревянную скульптуру пишу. – И не страшно тебе? – В смысле? – А тебе что, не говорили? Они ворожат. Особенно тетки. Лет пять назад один корреспондент швейцарский начал фотографировать Матрену – так по городу ураган пронесся, несколько деревьев повалил. Чего смеешься? Правда. Хоть у Абашева спроси. От них, бывает, глаз оторвать нельзя… Ну, и это… Я тут на тебя наорала. Это я не на тебя. Это так. Вообще. – Ну ты же видишь, что не злюсь. – Меня такая жуть взяла, когда ты ушел. Это ж надо быть такой дурой! Темно. И в животе такая боль, что хоть вой. Я, чтоб не загнуться, в ванну полезла, горячую воду пустила, а она чуть теплая сразу шла, ну а потом и горячая, и только начала согреваться, и ты появился, и стало отпускать. А после укола сразу прошло. – Что, совсем не болит? – Совершенно. Я не думаю, что от лекарств. Это у меня что-то с нервами, от них спазмы. Боль ушла, как только ты иголку вынул. Как будто выключили ее. – Ну все, отворачивайся от меня и спи. |