Книга Следов не оставлять, страница 21 – Джеймс Хедли Чейз

— Этот, с Ямайки… Где его найти, знаешь?

— А как же. У него комната прямо в этом доме. — Ирландец указал толстым пальцем.

Ревя сиреной, подкатила «скорая помощь». Из нее вылезли два санитара и подошли к Лоусону.

— Давай, Майк, иди руководи, — сказал Лепски, — отправьте тело в морг, а я отлучусь ненадолго. Прикажи Лоусону охранять лодку.

— Спасибо за виски — здорово освежает. И не беспокойся, я прослежу за всем. — О'Шейн вылез из машины и, тяжело ступая, направился к «скорой помощи».

Лепски снова схватился за телефон и позвонил Джейкоби:

— Мне нужен фотограф, Макс, и кто-нибудь из отдела по расследованию убийств. Позарез нужно.

— Здесь только Макклин, остальные в психушке. Да что там у тебя, Том?

— Немедленно пришли Макклина и фотографа, — сказал Лепски и дал отбой.

Он вылез из машины и зашагал к дому, на который указал О'Шейн. Обычный дешевый пансион, каких в районе порта много. Неопрятный старик, дремавший за конторкой, встрепенулся, когда вошел Лепски. Он узнал полицейского, и его слезящиеся глазки тревожно заблестели.

— Привет, Лепски, — поздоровался старик, стараясь скрыть дрожь в голосе. — Зачем пожаловал? Уж не случилось ли у нас чего?

— Ну, это вам лучше знать. — Лепски, перед тем как стать детективом, работал патрульным полицейским в порту, знал всех старожилов, да и они его помнили.

— У нас все тихо, капитан. Все спокойненько, как в детском садике…

— Ага… для буйных дебилов. Знаю я вас.

Старик выдавил ухмылку:

— Да у нас все тихо, клянусь.

— Где живет Тин-Тин Вашингтон?

— Вы хотите его забрать, капитан? — Старик выпучил глаза. — Да этот парень сроду мухи не обидел…

— Помолчи! — рявкнул Лепски во все свое полицейское горло. — Где его найти?

— Верхний этаж, дверь выходит на лестницу. Да он спит уже часа три…

Лепски стал подниматься по лестнице. К пятому этажу у него окончательно испортилось настроение. Он забарабанил в дверь, потом подождал и снова принялся дубасить кулаками. За дверью послышались шаги, и она открылась. Тин-Тин в одной рубашке сонно помаргивал. Узнав полицейского, он сразу пригласил его в небольшую чистенькую комнату.

Лепски осмотрелся, одобрительно хмыкнул и сел на стул.

— Не волнуйся. — Лепски знал, как вести себя с жителями порта. Криком тут ничего не добьешься, а дружелюбное обращение частенько приносит плоды. — Извини, парень, что разбудил. У нас тут одно дело… В общем, нужна твоя помощь.

Тин-Тин широко зевнул, протер глаза, откашлялся и потряс головой:

— Мистер, я с вашими делами ничего общего иметь не желаю. Вы — сами по себе, я — сам по себе. — Тин-Тин снова потряс головой и подошел к плите, на которой стоял кофейник. — Кофе хотите? Он у меня всегда горячий. Налить?

— Пожалуй, — отозвался Лепски и закурил.

Тин-Тин налил две чашки черного кофе.

— А какое у вас дело, мистер? Постойте-ка, а ведь я вас знаю. Вы — Том Лепски, верно? Вы патрулировали наш район четыре года назад.

— Да, но с тех пор я высоко взлетел. — Лепски ухмыльнулся и взял чашку кофе. — Сейчас я детектив второго класса, а через пять лет выбьюсь в начальники.

Тин-Тин уселся на кровать, отпил кофе, вздохнул, почесал костлявые колени и поставил чашку на стол.

— Это уж как пить дать. Старый Майк всегда хорошо о вас говорил, а он не ошибается. — Тин-Тин перестал скрести коленки и выжидательно посмотрел на Лепски. От чашки крепкого кофе он окончательно проснулся. — Сегодня я должен быть в клубе к часу дня. Так что вы хотели узнать у меня, мистер Лепски?

— Знаешь Дрену Френч?

Тин-Тин заерзал:

— Конечно, знаю. Мы друзья. С ней что-нибудь случилось?

— Можно и так сказать. Она была пьяна вчера вечером?

— Пьяна? Нет. Поддала слегка, но не так чтоб уж очень. А что с ней?

— Она упала с набережной. Голову разбила… в общем, насмерть.

Тин-Тин сник:

— Она умерла?

— Да.

Печаль окутала большие черные глаза бармена. Лепски отвернулся. Несколько секунд Тин-Тин невидящим взглядом смотрел на потертую циновку и свои босые ступни. Наконец он перевел дыхание:

— Значит, такова ее судьба, мистер. Все под Богом ходим. Думаю, Иисус примет ее в свое лоно.

— Обязательно примет. — Лепски допил кофе. — Ты знаешь ее дружка, Фреда Льюиса?

— Немного — он почти не пил. Придет, бывало, и просто сидит целый вечер. Он с ума сходил по Дрене. Это сразу заметно — как он говорит, как ходит… И в глазах свет… Да, он был влюблен в Дрену по уши.

Лепски подвинул хозяину пустую чашку;

— Еще нальешь? Отличный кофе, право слово.

Тин-Тин был польщен. Он слез с кровати и наполнил чашку.

— Рад, что вам по вкусу, мистер Лепски. Я и сам считаю, что кофе получился на славу, а мне угодить трудно.

После паузы Лепски проговорил:

— Странная парочка: санитар и девица из клуба. Что у них общего?

— Что ж тут странного? — Тин-Тин покачал головой. — Ничего тут такого нет. Люди ищут друг друга, находят, влюбляются… Так всегда бывает.

— Она выпивала?

Тин-Тин подумал и кивнул:

— Наверное, да. Девушкам в клубе порой приходится несладко, вот и хотят расслабиться. Так и Дрена.

— Она не могла сама броситься в воду? Может, разочаровалась в жизни?

— Разочаровалась? — Зубы бармена блеснули, как клавиши рояля в полутьме. — Вот уж нет. Она мне сказала, что покупает «Чайку». Знаете этот бар, наверное? Выпивши была, конечно, вся так и светилась от счастья. Нет, мистер, не стала бы она бросаться в воду, это уж как бог свят.

— Погоди. Что ты насчет «Чайки» говоришь?

— Да это не я, она говорила, что «Чайку» покупает. Ну этот задрипанный кабак, что в восточной стороне порта. Сказала, что покупает заведение вместе со своим дружком и что сегодня в клубе последний раз. А клуб наш так ругала, так ругала… Конечно, слегка навеселе была. — Бармен вздохнул. — А теперь вот умерла.

Лепски знал «Чайку» и ее владельца Джеффа Хокинса. Знал он и то, что Хокинс хочет продавать заведение. Да, дело принимает интересный оборот. Он поднялся:

— Ладно, Тин-Тин. Извини, что пришлось тебя разбудить. Досыпай спокойно.

— Она даже обещала, что примет меня на работу, — печально заметил бармен. — Что ж, наверно, она была пьянее, чем казалась.

— Наверно. Отдыхай, и спасибо за кофе… Давненько я такого не пил. Отменная штука. — Лепски ничуть не кривил душой.