Онлайн книга «Искусство стареть»
|
не терзаюсь я совестью в полночах, на душе моей тёмные пятна по размеру не более солнечных. Текучка постепенных перемен потери возмещает лишь отчасти: в нас опытность вливается взамен энергии, зубов, кудрей и страсти. Подумав к вечеру о вечности, где будет холодно и склизко, нельзя не чувствовать сердечности к девице, свежей, как редиска. Я раньше чтил высоколобость и думал: вот ума палата, теперь ушла былая робость — есть мудаки со лбом Сократа. Живя блаженно, как в нирване, я никуда стремглав не кинусь, надежд, страстей и упований уже погас под жопой примус. В течение всех лет моих и дней желания мне были по плечу, сегодня я хочу всего сильней понять, чего сегодня я хочу. Размышлять о природе вещей нас нужда и тоска припекает, жажда сузить зловещую щель, сквозь которую жизнь утекает. Старики сидят, судача, как мельчают поколения, и от них течёт, прозрачен, запах мудрости и тления. Жизнь становится дивной игрой сразу после того, как поймёшь, что ничем и ни в чём не герой и что выигрыш – в том, что живёшь. Друзей вокруг осталось мало: кому с утра всё шло некстати, кого средь бела дня сломало, кого согнуло на закате. Надежды очень пылки в пору раннюю, но время, принося дыханье ночи, дороги наши к разочарованию от раза к разу делает короче. Уже мне ветер парус потрепал, рули не держат заданного галса, простите мне, с кем я не переспал, особенно – кого не домогался. Естественно, что с возрастом трудней тепло своё раздаривать горстями, замызгана клеёнка наших дней чужими неопрятными гостями. Я жил, как все другие люди, а если в чём-то слишком лично, пускай Господь не обессудит и даст попробовать вторично. А славно бы увидеть, как в одежде я лягу под венки при свете дня, и женщины, не знавшиеся прежде, впервой сойдутся около меня. Я в этой жизни – только странник и вновь уйду в пространство ночи, когда души отверстый краник тепло своё сполна расточит. Гуляки, выветрясь в руины, полезны миру даже старыми, служа прогрессу медицины симптомами и гонорарами. Плетусь, сутулый и несвежий, струю мораль и книжный дух, вокруг плечистые невежи влекут прелестных потаскух. Чадит окурок дней моих всё глуше и темней, и тонким дымом вьётся стих с испепелённых дней. Пел и горланил, как петух, крылами бил, кипел, как кочет; устал, остыл, совсем потух, теперь он учит и пророчит. Когда, заметно делая добрее, уже несёт по устью нас река, черты ветхозаветного еврея являются в морщинах старика. Увы нашей бренной природе: стареем, ветшая, как платье, и даже пороки проходят, и надо спешить потакать им. Ещё не чужды мы греху, но песни главные отпеты, и у детей горит в паху огонь бессмертной эстафеты. Чем ближе мы к земле и праху, тем умудрённей наш покой; где юность ломится с размаху, там старость пробует клюкой. Конечно, дважды два – всегда четыре, конечно, неизменны расстояния, но всё, что мы любили в этом мире, прекраснеет в кануны расставания. Случайно встретившись в аду с отпетой шлюхой, мной воспетой, вернусь я на сковороду уже, возможно, с сигаретой. С годами дни становятся короче, несбывшееся вяжется узлом, и полнятся томительные ночи пленительными снами о былом. Нет, я не жалею, как я прожил годы искушений и подъёма, жаль, что население умножил меньше, чем какой-нибудь Ерёма. Чужую беду ощущая своей, вживаясь в чужие печали, мы старимся раньше и гибнем быстрей, чем те, кто пожал бы плечами. Увы, когда от вечного огня приспичит закурить какой из дам — надеяться не стоит на меня, но друга телефон я мигом дам. Вконец устав от резвых граций, слегка печалясь о былом, теперь учусь я наслаждаться погодой, стулом и столом. Когда родник уже иссяк и слышно гулкое молчание, пусты потуги так и сяк возобновить его журчание. Нам жёны учиняют годовщины, устраивая пиршество народное, и грузные усталые мужчины, мы пьём за наше счастье безысходное. В нас много раскрывается у края и нового мы много узнаём в года, когда является вторая граница бытия с небытиём. Ещё я имею секреты и глазом скольжу по ногам, но дым от моей сигареты уже безопасен для дам. Никто не знает час, когда Господь подует на огарок; живи сегодня – а тогда и завтра примешь как подарок. Старость не заметить мы стараемся: не страшась, не злясь, не уповая, просто постепенно растворяемся, грань свою с природой размывая. Бессильны согрешить, мы фарисействуем, сияя чистотой и прозорливостью; из молодости бес выходит действием, из старости – густой благочестивостью. Стирая всё болевшее и пошлое, по канувшему льётся мягкий свет; чем радужнее делается прошлое, тем явственней, что будущего нет. Помилуй, Господи, меня, освободи из тьмы и лени, пошли хоть капельку огня золе остывших вожделений. |