Онлайн книга «Чтобы встретиться вновь»
|
Мальчик поколебался, переводя настороженный взгляд с Роланда на кресло и обратно. В камине громко треснуло полено, нарушив тишину, и, словно звук послужил сигналом, Филипп шагнул вперед и забрался в кресло. Роланд улыбнулся и подошел к подносу с графинами. Первым делом в замке Уоллингфорд запретил все спиртное, хотя вино по негласному соглашению под этот указ не попало, а после некоторых споров и крепленые вина тоже. В конце концов, невозможно нормально жить хотя бы без бокальчика шерри. Но в библиотечные графины наливали только воду, свежую и целомудренную; каждое утро и каждый вечер ее набирали из колодца, и вкус у нее был никакой. Роланд взял стакан и налил его до краев. – Держи, старина, – сказал он, протягивая стакан мальчику. – Когда бродишь по замку, вместо того чтобы спать, разыгрывается сильная жажда. – Спасибо, сэр. – Филипп сделал осторожный глоток. Роланд сел на диван и подался вперед, упершись локтями в колени. – Ну вот что. Думаю, ты знаешь (а может быть, и нет), что мы с твоей мамой были знакомы очень давно, в Лондоне. Еще до того, как она встретила твоего отца. Филипп кивнул. – Вы дружили? – И очень хорошо дружили. Я считал твою маму очаровательной и надеялся… я надеялся, что она навсегда останется моим другом, а я – ее. Филипп снова кивнул и сделал еще глоток. – Тогда зачем вы заставили ее плакать? Роланд переплел пальцы, глубоко вонзив ногти в кожу, и уставился на коврик под ногами, старый, вытертый, давно утративший цвет и узор под подошвами множества ног. – Я этого не хотел. Понимаешь, мы разговаривали про прежние времена, и, может быть, это вызвало у нее ностальгию. – А что это такое? – Ну, это когда вспоминаешь прежние дни, когда ты был моложе. Хорошие, но уже прошедшие времена. А сейчас все по-другому – не хуже или лучше, а просто по-другому. Но иногда ты скучаешь по прежним денькам. – Роланд поднял на мальчика взор. – Ты что-нибудь понял? На круглом детском личике Филиппа возникло выражение свирепой сосредоточенности. – Не знаю. Так она из-за этого плакала? – Думаю, да. Надеюсь, я не сказал ничего такого, что заставило ее почувствовать себя несчастной. Мне бы этого очень не хотелось. – Вот и не надо, – заявил Филипп. – А не то я вам надаю как следует! Роланд моргнул. – Да. Ага. Нет, до этого не дойдет. – Мой отец все узнает и тоже вам хорошенько надает! Кончик носа запылал, скулы Роланда порозовели. – Серьезно? Филипп вздохнул. – Да. Роланд тщательно подбирал слова. – И часто он такое делает? Пожатие плечами. – Отец всегда сердится. Когда мне было три года или четыре… нет, наверное, четыре года и семь месяцев, я нашел под кроватью одну из маминых кукол, и мы с ней вместе пошли скакать на лошади… – На лошади? – В детской. Лошадь в детской! – Голосок Филиппа сочился сарказмом. Ох уж эти бестолковые взрослые! – О. Да. Лошадка-качалка? – Да! И мы с ней скакали по полям и дорогам, и отец вошел и как начал кричать… – Филипп осекся. Глаза его округлились, он бросил на Роланда умоляющий взгляд. – Вы же не скажете маме? – Нет. Нет, конечно, нет. Что… – Роланд сглотнул. – Что еще делал твой отец? Филипп сполз с кресла. – Это книга про лошадей? Роланд торопливо выхватил томик. – Нет. Нет, просто скучная старая книга для взрослых, совсем не интересная. – Он спрыгнул с дивана. – Про лошадей, говоришь? Ты любишь лошадей? – Очень сильно. Когда я вырасту, хочу участвовать в дерби, только мама мне, наверное, не разрешит. Она никогда не разрешает делать ничего веселого. – Филипп заглядывал за спину Роланду, пытаясь увидеть спрятанную книгу. Но тот приподнялся на цыпочки и поставил ее куда пришлось – между двумя трактатами о римской архитектуре. – О да. Матери – они такие. Но я бы все равно сказал, что ты вырастешь слишком крупным для дерби. У тебя уже сейчас вон какие широкие плечи. О, вот она. Лошади. – Он вытащил древний том и стер рукавом плесень. – О, здорово! – воскликнул Филипп, выхватил книгу у Роланда и плюхнулся прямо на вытертый ковер. – Боевые кони! Роланд сел напротив, скрестив ноги и наклонил голову, всматриваясь в обложку. – Equus Belli [2] . Так и есть. Филипп с фанатичным восторгом уже листал страницы. – Только посмотрите! Ну и ну! Что это значит? – Он подвинул страницу к Роланду. Тот прочитал латинский заголовок: – «Вот галопом скачет Буцефал, жеребец Александра Великого». О, это легенда. Огромный черный зверюга, а не конь. – А кто такой Александр Великий? – Всего лишь величайший генерал из всех когда-либо живших на земле, старина. Правил землями от Македонии до Малой Азии. Знаешь, кто был его наставником? – Нет. – Аристотель, мой мальчик. Сам Аристотель. Филипп прищурился. – Тот грек? – Умный мальчик. Говорят, – Роланд показал на гравюру, – что Александр укротил этого зверюгу, когда ему было десять лет. Больше никто справиться не смог. – Я бы попробовал! – Филипп благоговейно провел рукой по картинке. Затем перевернул страницу и сосредоточенно склонил над ней голову. Взъерошенные волосы поблескивали в свете лампы, костлявые плечики решительно торчали под белой тканью рубашки. Огонь в камине, затухая, шипел все слабее. Роланд встал, подбросил угля из старого железного ведерка и снова сел на то же самое место, скрестив ноги. Его колени нависали над огромным кожаным томом и склоненной головой Филиппа. Мальчик Сомертона. Да только за последние несколько часов он каким-то образом перестал быть мальчиком Сомертона и стал мальчиком Лилибет. Округлость щеки, мягкий затылок, эти крепкие косточки, торчащие из-под рубашки. Все это часть ее. Он вырос в ее животе, сосал ее грудь, прижимался к ней за утешением. Она его любит. Филипп поднял на него полные надежды черные глаза, и на этот раз Роланд вообще не увидел в нем Сомертона. – Прочитайте мне это, пожалуйста, – попросил мальчик. Роланд откашлялся. – А. Да. Еще латынь, понимаешь ли. Дурацкий язык эта латынь. Знаешь, что говорили мы с моим братом, когда были мальчишками? – Это вы про герцога? – Да. Мы говорили: «Латынь – это мертвый язык, мертвее не бывает. Сначала она убила римлян, а теперь убивает меня». |