Онлайн книга «Дом Якобяна»
|
— Это значит, она просит суд запретить мне распоряжаться моим имуществом. — О, Аллах милостивый, зачем? — Чтобы заполучить наследство еще при моей жизни, — с горечью сказал Заки, наливая новый стакан… Бусейна сочувствовала ему… — Родные часто ссорятся, но никогда в жизни не бросают друг друга. — Это тебе так кажется… У нее перед глазами — только деньги. — Может, вам поговорить с ней? Заки покачал головой, показывая, что все это бесполезно, и спросил, чтобы сменить тему: — Выпьешь со мной? — Нет, спасибо… — Ты никогда в жизни не пила?! — Никогда… — Попробуй стаканчик… Сперва будет горько, но потом тебе понравится. — Спасибо… — Жаль… Выпивка — хорошая вещь, иностранцы понимают ее ценность больше, чем мы… — Я заметила, что вы, господин, живете, как иностранец. Он улыбнулся и посмотрел ей в лицо страстно и нежно, как на рано созревшую, маленькую девочку: — Прошу тебя, не говори мне «господин». Я и вправду старик, но не надо мне постоянно напоминать об этом… Я учился во французской школе, и большинство моих друзей были иностранцами. Я учился во Франции, долго жил там… Я знаю Париж не хуже Каира. — Говорят, что Париж красивый. — Красивый?! Париж — это целый мир! — Почему же вы там не живете? — Это длинная история. — Расскажите… У нас полно времени. Она рассмеялась, чтобы ему стало легче, и он тоже впервые засмеялся. Она подошла к нему и по-дружески спросила: — Действительно, почему вы не живете во Франции?! — По многим причинам, мне нужно было работать, и я тогда не знал… — Чего? — Я ничего не понимал… Я был молод, как ты… Мне казалось, что все в моих руках… Я планировал свою жизнь и был уверен во всем… Когда состарился, понял, что человек почти ничем не управляет… Жизнь — это приговор судьбы. Он почувствовал, как в его душу просачивается грусть, вздохнул и спросил с улыбкой: — А сама бы ты уехала?! — Конечно. — А куда бы уехала? — Куда-нибудь подальше от этой разрухи. — Не любишь Египет? — Нет. — Мыслимо ли, чтобы человек ненавидел свою страну? — Я не видела от нее ничего, за что могла бы ее полюбить. Сказав это, она отвернулась. Заки эмоционально произнес: — Человек должен любить свою страну. Родина одна, как мать… Может ли кто-нибудь ненавидеть свою мать? — Это все слова из песен и фильмов… Заки-бей, народ уже устал от них. — Бедность не мешает патриотизму… Большинство египетских лидеров-патриотов были бедняками. — Так было в ваши дни… Сейчас люди совсем отчаялись. — Кто?! — Да все… Например, девушки, которые учились со мной в торговом колледже… Все они сбежали отсюда… — Даже так?! — Да. — Если человеку плохо в своей стране, ему везде будет плохо, — вылетело у Заки, и он почувствовал, как тяжелы его слова. Он улыбнулся, чтобы они не легли непосильным грузом на Бусейну, которая, вздохнув, встала и с горечью ответила: — Вы не поймете, вы хорошо живете… Когда два часа стоишь на остановке, а потом не можешь втиснуться в третий по счету автобус… Когда подвергаешься оскорблениям, просто возвращаясь домой… Когда вот он, твой дом, лежит в руинах, а власти вынуждают тебя жить с семьей в палатке на улице… Когда полицейский оскорбляет и бьет тебя, если ты поздно вечером садишься в маршрутку… Когда целый день ты обходишь магазины, кружишь в поисках работы и ничего не находишь… Когда ты вырос и выучился, а у тебя в кармане только один фунт, а то и просто ветер гуляет… Пройдите через все это — и тогда вы узнаете, почему мы ненавидим Египет… Они замолчали, и Заки захотел сменить тему. Встав с кресла, он направился к магнитофону и весело сказал: — Сейчас я дам тебе послушать самый красивый голос в мире… Французская певица, ее зовут Эдит Пиаф… Это самая великая певица в истории Франции… Ты слышала о ней? — Я не понимаю по-французски. Заки махнул рукой, показывая, что это не имеет значения, и нажал кнопку магнитофона. Зазвучала танцевальная фортепьянная музыка, и раздался кристально чистый, сильный, согревающий голос Эдит Пиаф. Заки закивал головой в такт мелодии. — Эта песня напоминает мне о прекрасных днях… — О чем в ней поется? — О девушке, стоящей в толпе. Злые люди толкают ее со всех сторон. Она увидела незнакомца, и у нее родилось к нему прекрасное чувство, она захотела остаться с ним на всю жизнь, но неожиданно люди оттолкнули ее от него далеко-далеко… И вот она осталась в одиночестве, а человек, которого она полюбила, потерян навсегда… — Как жалко… — Да, эта песня символична… Она означает, что человек может провести всю жизнь в поисках своей половины, а встретив ее, потерять снова… Они стояли возле письменного стола. Он приблизился к ней и взял ее за щечки. Всей грудью она вдохнула его терпкий и выдержанный запах. Заглянув ей в глаза, он спросил: — Тебе понравилась песня? — Хорошая… — Ты знаешь, Бусейна, мне действительно нужно было встретить такую женщину, как ты… — У тебя очень красивые глаза… — Спасибо, — прошептала она. Зардевшись, она позволила ему подойти ближе, настолько, что ее губы коснулись его лица, он схватил ее за плечи, и она почувствовала во рту обжигающий вкус виски… * * * — Ты где пропадала, невестушка?! — бесстыдно спросил Маляк, преграждая ей утром дорогу к лифту. Избегая смотреть ему в глаза, она ответила: — Работала… Маляк, громко хихикнув, спросил: — И нравится тебе эта работа? — Заки-бей — хороший человек… — Все люди хорошие… А как насчет нашего дела? — Еще… — Что? — Еще не представился случай… Маляк нахмурил брови и посмотрел на нее почти со злобой, с силой схватив ее за руку, сказал: — Послушай, умница… Это не игрушки… Надо, чтобы на этой неделе он подписал договор… Поняла? — Слушаюсь… Сказав это, она выдернула руку и вошла в лифт. * * * С раннего утра волна протеста охватила студентов почти всех факультетов. Они остановили учебный процесс и перекрыли лестницы. Потом многолюдная толпа начала шествие — все выкрикивали лозунги и несли в руках плакаты, резко осуждающие войну в Заливе. Когда раздался призыв к полуденной молитве, на площадке напротив актового зала выстроились рядами около пяти тысяч студентов и студенток (юноши впереди, а девушки за ними), чтобы совершить молитву. На молении предстоял брат Тахир, эмир мусульманской общины университета. Собравшиеся прочитали поминальную молитву по невинно убиенным мусульманам в Ираке. Сразу после этого Тахир поднялся на самую верхнюю ступеньку лестницы напротив входа в зал. Чернобородый, одетый в белую галабею, он внушал уважение, а его голос звучал, усиленный микрофоном: |