Онлайн книга «Немцы»
|
— Содержание! — подстегнула Вероника-Лариса. — Да. Несмотря на ситуацию, я продолжаю вносить на счет своей бывшей супруге тысячу пятьсот долларов ежемесячно на содержание дочери. — Так, опека здесь? — Да, ваша честь, мы обследовали жилищно-бытовые условия… В данный момент Эбергард проживает с гражданской женой в квартире по договору найма. Трехкомнатная, на одиннадцатом этаже… Капитальный ремонт. Чисто. Одна комната оборудована специально для девочки… Там всё необходимое для проживания, отдыха и полноценного развития. Органы опеки считают, что жилищно-бытовые условия хорошие… — А по условиям матери… С девочкой говорили? — Там тоже уютно. Кухонный гарнитур. На окнах шторы. Взаимоотношения доброжелательные. Проживает еще муж и ребенок, новорожденный, Михаил. С несовершеннолетней Эрной провели беседу. В ходе беседы установлено: учится на хорошо и отлично. Дополнительно посещает французский язык, английский язык, понедельник, вторник, четверг, пятница — компьютерная графика, пятница и воскресенье — танцы… — Видите, как она загружена! — крикнула адвокат из «тех». — Дочь хочет видеться с Эбергардом? Тетка из опеки (она пришла в длинной пушистой кофте и не сняла круглой меховой шапки с головы) переступила на месте и немного свалила голову набок, показывая, как трудно ей на вот это: — Говорили с ней. Развитая девочка. Но замкнутая. Не на всё отвечает. Мать глазами просто пожирает. Говорит одно и то же, что мать. Теми же словами. Встречаться с отцом, говорит, не против. Но когда будет свободное время. А проживать не хочет. — Причина? — неприятным, застоявшимся голосом спросила Вероника-Лариса, забыв про Эбергарда, оставив одного; он писал на листке «планировать время», «позволит планировать время», «время», «ВРЕМЯ»… — Не сказала. Но я спросила: папу любишь? — опека помолчала, чтобы точно припомнить и воспроизвести. — Сказала: люблю. Очень. Эбергард быстро-быстро сморгнул, удержал в глазах, не прячась за ладонь, и продышался: ничего не значит. Судья переложила голову с ладони на ладонь: — Вопросы к истцу. Пружиной — выскочила и нависла та, что побольше, в побрякушках, серебре и золоте, ее трясло — ненавижу! — вот так каждый день, такая работа, а как жить без денег: — Что вы знаете о своей дочери?? Сколько ей лет?! Что? Он даже не знает, сколько ей лет! А вы знаете, что Эрна болела? Почему вы дочерью не интересуетесь? В нем заворочалось движение, жаждущее расправиться, выпрямиться, дотянуться и задушить! — Вы часто общались с дочерью, когда жили в семье?! — вопросы вылетали, вылетали. — Всё свободное время. — У вас его не было! И занимались вы — только развлечениями! Девочка по болезни не смогла поехать куда-то по опасной дороге на ваш семейный праздник — и вы лишили ее за это заграничных поездок?! — Я не обязан ее катать по курортам, если она не уважает бабушку… — Катать? Он сказал «катать». Катать! Какие у вас отношения с дочерью? — Нормальные. Вторая, понесчастней, всё время смеялась: когда подруга спрашивала — издевательски улыбалась, когда пытался ответить Эбергард — хохотала в голос. — Почему вы пытаетесь общаться с Сигилд через свою мать? — Да я хоть через Гитлера готов… — Почему вы не учитываете интересы девочки, у нее столько кружков?! Судья расчистила ногтем давно, видимо, отвлекавшую ее стиснутость в межзубном пространстве и: — Вопросы еще есть? Переходим к опросу ответчика: признаете иск? — Мой доверитель, — та, что кричала, как-то делились у них «там» задачи и роли, — не признает искового требования. Никто не препятствует истцу общаться с дочерью. Просто нет желания у человека, одни требования. В семье, в квартире не может быть двух отцов. Отчим заботится об Эрне, разрывается, ходит на две работы… — Так мы и хотим его разгрузить, — подсказала Вероника-Лариса, смеяться — ее очередь. — Он, кстати, перестал страдать, что не может прописаться по новому адресу? Мечтал, наверное: пропишусь, приватизируем, долю мне, долю сыну… А ведь жил-то в дальнем Подмосковье! — А вот этот господин, — указывалось на Эбергарда, — сам ушел из семьи! — Какое это имеет значение?! — Вот у вас, милочка, нет детей, — и «те» готовились, подсобрали, — вам не понять! Он отказывается отвезти собственную дочь на занятия спортом! — Приведите один пример, — Эбергард уже понял: не имеет значения — она сказала, он ответил, правда, неправда, на самом деле — судья не слушала, погасили Веронику-Ларису, «нет детей» — и сникла; это он мог молчать, адвокат — должна отрабатывать! — Установление графика встреч невозможно, девочка очень занята, она общительная, каждые выходные — встречи с одноклассниками, поездки с родителями к друзьям семьи. Как можно втискивать общение в жесткие рамки? Вы что, — рука ее удлинилась к Эбергарду, — приставов будете вызывать, если девочка не захочет вас видеть? На девочку никто не давит, она уже большая, рано повзрослела — благодаря вам! Дома спокойная атмосфера… Но ведь невозможно, — повернулась к насторожившейся опеке, — невозможно встречаться по графику, по приказу, по принуждению: так? ведь невозможно? Да? Скажите: да? Опека пожала плечами, скрипнула лавкой и придавленно сказала: — Да. И — неожиданно смолкло. — А где сама мама? — вяло поинтересовалась судья Чередниченко. — Она кормит грудью малыша! — Отец может посещать девочку на дому? На «той» стороне замешкались (платили опеке? две сотни хватит; занесли судье или только обещали «соответствовать»), пошло не туда: — Ну. Наверное. Надо спросить у доверительницы. — Когда ребенок болел, — судья придавила пальцем, как проползающее мимо мирное насекомое, какую-то строчку в своих пометках, — мать извещала отца? Просила помочь? С транспортом? Лекарствами? Предлагала посидеть с ребенком? «Те» послушали друг друга, попереглядывались: ну… — Она считает… Считает, наверное, что должна справляться сама. Судье (да и адвокатам) всё равно; всё, что говорилось (слышат ежедневно, годами), — лишь тени на дальней стене, Эбергард даже не поворачивался к служивой женщине — она пуста, в ней, в непроницаемом футляре весы — две чашечки: сперва раскладывают законы, практику, настроения, а потом, устанавливая результат, досыпают денег, приказы старших и личный интерес. — Суд, посовещавшись на месте, определил: слушание дела отложить, вызвать в суд для опроса несовершеннолетнюю Эрну Эбергард… года рождения, — и судья вскочила: бежать! — Эбергард толкнул запорошенно помалкивающую Веронику-Ларису: ты слышала?! |