
Онлайн книга «Каменный мост»
– Но ведь милиция не нашла пистолета. – А вот это могли сразу и не заметить, пока ворочали трупы – может, оружие свалилось с лестницы вниз… – А то, что Нине выстрелили в затылок? – И это. Направление раневого канала «слева-направо, снизу-вверх, кзади» как раз самое распространенное в убийствах эмоциональных, на почве ревности и мести. Убийца располагается практически спереди, а потерпевшая инстинктивно отворачивается от выстрела вправо… – А то, что Шахурин держал руку в кармане? – Левую руку. Крайняя степень волнения. Дрожали руки, подергивались. Вот он и спрятал ее в карман, чтобы зафиксировать. Если бы в него стреляли, мальчик бы пытался обороняться и руки держал бы на свободе. Дети. Смерть они еще не вполне осознают… Им кажется, что ничего плохого с ними случиться не может, они не могут перестать; кажется: после смерти все равно все останется впереди, будущее – их, а самоубийство – всего лишь способ что-то сказать миру и – услышать ответ, – я вздрогнул и поежился от озноба, секретарша испуганно схватила меня за руку. – Самоубийства подростков происходят именно так. Решения принимаются быстро и претворяются в жизнь тотчас. – Зачем Вано чистил пистолет? – Мальчик. Хотел скрыть, боялся папу, а может, и некоторый навык – у людей, часто пользующихся оружием, на уровне рефлекса – после стрельбы надо почистить. На каждый вопрос есть ответ. Она пожала и выпустила мою руку, разозлилась на себя: – Какая же я дура! Я вам так поверила… Вы так искренне и умело все раскрыли третье июня… Так… показали, что все – ложь. А все… И сами врали, и Микоян ни при чем… – Может быть и он… – Зачем ты меня мучаешь?! Он! Не он! Опять он! – Она поднялась скорее уйти, остаться одной и подумать в тех местах, где она спит и сегодня не сможет уснуть. – Неужели лично тебе действительно все равно?! Да, тебя заслали, тебе сказали… Но лично тебе: все равно, кто убивает живого человека? Тогда, на мосту? Она могла бы еще прожить шестьдесят лет! – Меня это не трогает. Проиграно главное, а мелочи… Нам поставили задачу – каждый должен быть услышан, – ты ж не переживаешь, когда играешь на компьютере… Стреляешь, в тебя стреляют. Тратишь жизни. Как может сердце заболеть? – И ты… Только это? Вот ради этого – семь лет?.. Все, что ты хотел?! Что бы я хотел? Чтобы кто-то из них вышел навстречу из подступающего тумана. Хотелось бы задержать Петрову, Настю, Флам – но она не пожелала в старухи, сберегла молодыми глаза, свою силу, механику обольщения, нажала «уйти без следа», без старческих фото со слезящимися глазами и полоумных исповедей нянечкам, пришедшим вынести дерьмо. Я бы хотел… Хочу умереть. Но остаться живым. Умереть в другую сторону. Где нет смерти. Остаться жить, но умереть. – Тебя раздеть? Или у тебя какой-то другой план? Есть же и у тебя какой-то план. Что там дальше?.. Она вскочила и – к дверям, дергала ручки, пробовала замки. – Ты же запомнила: я запер дверь. И твой план: позвать «открой, выпусти меня…», расплакаться от обиды в темном коридоре… Чтобы обнял… – Нет! – Утешал, говорил, как хорошо ты работала, как мне не хватает тебя… Особенно сейчас. Гладил. И ты тоже меня обнимешь, а потом уже скажешь, зачем пришла и что хочешь. Мало осталось, не хочу играть. Что еще сказал Борис Антонович? Она ответила так нескоро, что я поверил– промолчит: – Что вы не остановитесь. Дождетесь, когда все разойдутся, оставят вас и – пойдете дальше один. – Еще. – Что это опасно. Все, что связано с той женщиной, Анастасией Петровой, – опасно. Что это видно даже по судьбе ее любовников и мужей. Еще он сказал, но не про женщину, про что-то: она все равно окажется сильней, и человеку лучше в этом не убеждаться, все-таки надеяться. Он думает, вам нечем будет вернуться. Если вы пойдете. Вот, почти все. – И еще он рассказал что-то про меня… – Боря хороший. Он не хотел сделать мне больно… Чтобы я… не ездила к вам. – И дал адрес. – Не то чтобы не ездила, а чтобы осталась… Не искала вас… там, – наконец-то в ее руке появилась бумага. – Я съездила в Дом правительства, поговорила с соседями… Все говорят: Оля Вознесенская запомнилась очень светлой… Петрова покупала ей что-то для школы, и Оля всему радовалась: баба Настя, мне как раз это и нужно! Училась в инязе. Бросила, когда полюбила Владислава Р-ова. Собралась замуж за другого, но покончила с собой. С матерью Оля не жила – Ираида Петровна много времени проводила за границей. Над гробом Петрова сказала: «Оля могла прожить еще шестьдесят лет». – Не дождавшись благодарностей и горячечных вопросов, выложила еще: – Я съездила в иняз и убедила учебную часть показать мне на минуту дело Вознесенской. Все, что выписала, – почему-то бросила листик на пол, чтобы не приближаться. – Ладно. Попробую честно: в общем, позовите меня, если я еще что-нибудь смогу… Хочу с вами. Не хочу, чтобы вы один… Ничего не побоюсь. Я все смогу, если вам это надо. Только не обманывайте. Шаги послабели и утонули в грохоте подъездной двери, я нашел мобильник и подсветил первый четкий след, отпечаток узкой убегающей юной стопы: Вознесенская Ольга Петровна (отец – Петр Вознесенский, кто это? а еще Петр дед, бабушка Петрова), родилась 6 марта 1953 года, закончила школу № 122 Фрунзенского района. Зимой 1973 года (девятнадцать лет, вот он, появился Р-ов) просит академический отпуск по состоянию здоровья по сентябрь. Начинала на дневном и (опять) по состоянию здоровья перешла на вечернее. Декабрь 1975 года – приказ на отчисление с четвертого курса (примерное время смерти установлено, двадцать два полных года, уместился муж и несчастная любовь), прописка: улица Жолтовского (вот он, теперь – Ермолаевский переулок), дом 10 (а прабабка Топольская в доме 8, все напрасно! Олю прописали к родителям отца?), квартира 27. Переменила фамилию по браку – Овсяникова (значит, Овсяников какой-то…) – перечитал внимательней и то, чего не хватало – нашлось: Ольга Петровна Вознесенская родилась на следующий день после официальной смерти императора, не дав оборваться нити, еще одной опорой подставившись под изгиб Большого Каменного моста. В доме двадцать один Овсяников по телефонной базе не числился. Вторник, среда – с четырех до семи, я снова полз в паспортный стол, скучая: пел про бабушкину могилу, а теперь понадобилась самоубийца в доме напротив; еще пять сот? А вызовут милицию? Милиции – сто долларов; скажу: сумасшедший, изучаю историю переулка; и повеселел: адрес стола-то другой, Красная Пресня, 26; но – просто переехали, и прежняя улыбка встречала интересующихся в восьмом окошке. Я занял очередь, за мной не занимали, подходили, спрашивали и не занимали, я промочил ноги, почти не сплю, ничего не придумал, паспортистка мне больше не улыбалась; сунул бумагу «адрес-имя», деньги: – Ищу человека. Куда она выехала? – Почему я должен все объяснять?! Будьте сами повнимательней. – Через неделю. Через неделю: |