Онлайн книга «Танец мотыльков над сухой землей»
|
С женой Мариной — коротышкой». * * * Идет человек, гуляет с собакой. Слышу, он ей говорит увещевательно: — Ну, вот, прогулялись немного. И все у нас с тобой будет хорошо, правильно?.. Они прошли мимо, и я не услышала, что она ему ответила. * * * Когда Леня в Париже снимал свою Луну, с ним всюду ездила съемочная группа: фотограф Тим Парщиков, продюсер Ольга Осина и водитель Айнер, энциклопедических знаний латыш, полиглот, воин иностранного легиона в Африке, воевавший в Афганистане, тонкий знаток Аюрведы и специалист по воскрешению из мертвых. Съемки проходили глубокими ночами, под проливными дождями, потом похолодало, подул ветер ледяной и повалил снег, мы все простудились, и он отпаивал нас травяными сборами, в том числе незабываемым настоем трав для Согревания Сердца. При этом время от времени у Айнера звонил телефон, и он кричал в свой мобильник на французском нерадивому арабу — поставщику наркотиков: — Что ты за дурь притащил? Это дерьмо, а не дурь! Мой друг выкурил все за два дня, то, что мы с ним выкуривали за две недели, — и всего только три дня не подходил к телефону!!! * * * — Однажды в детстве я провалился в полынью, — рассказывал Айнер, — а неподалеку стоял человек, и его шок обуял. Я пытаюсь выбраться, лед обламывается. Я ему говорю: «Слушай, сделай что-нибудь, придумай, палку протяни, прохладно ведь…» А он стоит, окаменелый. В общем, когда я выбрался и пошел — он так и остался стоять. Он там и сейчас стоит, я уверен… * * * Тишков Леня попросил, чтобы на Эйфелевой башне, когда он там будет снимать Луну, никого не было, а то это нарушит все обаяние… Ему обещали. * * * Ольга Осина — Лёне: — Как вам Тим? Он ведь совсем юный, неопытный… — Ну и хорошо, — отвечает Леня. — А то что бы мы с ним были два замшелых гриба… * * * На острове Ситэ промозглой ночью Тим Парщиков — Тишкову в плащике и шляпе: — Так, встали, голову ко мне лицом, еще чуть правее, чуть-чуть, много, обратно, руку — вытянули пальцы, корпус подальше от мусорного бака, так, замерли, — снимаем дублик. Звезда в руке — выше, замерли, снимаем, дублик… Еще разок. Замерли. Ой, тень эта мне не нравится на лице — побежала, замерли. Ниже голову, еще ниже, много, замерли, снимаем. Что-то контрастно, смена объектива, салон меняем, диммер, диммерим, смотрим. Еще разок… * * * Ночь, ветер ледяной, безлюдная набережная. Держу Луну с обратной стороны, чтоб она не шлепнулась в Сену, пока починяют генератор, он постоянно барахлит, обнимаю ее и думаю: «Кормилица ты наша!..» * * * — Да, летней ночью на Ситэ не поработаешь! — сказала Ольга. — Тут бы сидели рыбаки, сновали водяные крысы, здесь бы гуляли, ебались, вообще было бы некуда приткнуться… * * * — Но что это? — спросила Маша Заволокина, наша добровольная помощница, дочь Лёниного друга. — Мне показалось, что в реке блеснула огромная сияющая рыба!.. * * * — А помните у Альбера Камю, — говорит Ольга, — Калигула все звал Луну: «La lune! La lune! Je vous aime…» — Он не был шалуном, — отозвался Айнер. — У него была глубокая страсть к Луне. * * * Ночью снимаем, утром Тишков и Парщиков отсматривают снимки. — Как говорит братва — выхлоп есть? — спрашивает Айнер. * * * Ольга Осина: — Айнер, он бандит. Поэтому он такой вежливый, с юмором, приветливый… * * * В Челюскинской за столом Тишков познакомился с пожилым художником. Тот спрашивает: — Как вас зовут? — Леня. Он: — И меня — Леня. — Леня! — окликнул его Тишков. — Я… Тот окаменел. — Ну, знаете, все-таки Леонид Яковлевич… — А! Хорошо, — сказал Тишков. — А меня Леонид Александрович. Несколько дней Леонид Яковлевич бродил угрюмый, ни с кем за столом не разговаривал. Потом приходит на обед и говорит: — Я думал несколько дней и нашел компромиссный вариант: ЛЕОНИД!!! * * * Анна Генина рассказывала нам с Бородицкой, как холодной снежной зимой директор Поганкиных палат из Пскова привез их с итальянской слависткой в Псково-Печорскую лавру. К ним вышел настоятель отец Александр, благодушно вступил в беседу, вдруг опустил глаза, увидел, что обе женщины в брюках, и, не сходя с места, предал их анафеме. — В аду будете гореть! — грозно сказал отец Александр. — Аня, я правильно поняла, — в ужасе зашептала итальянка, — что он сказал… — Да, он сказал, что мы будем в аду!.. — подтвердила Аня. Бородицкая — мгновенно: — И ты не ответила ему: «Там и встретимся!»? * * * Моя сестра Алла: — Значит, вы летите в Рим и Венецию? Ну? Пусть земля вам будет пухом!.. Ой, то есть… * * * На один день мы с Леней оказались в Венеции. Вечером шли по узким переулкам и мосткам через каналы, глядели на дощатые островерхие ставни, глиняные горшки на подоконниках с цветущей лавандой и геранью, добрались до моста Риальто, и нам открылся дивный пейзаж. По каналу плыли гондолы с гондольерами разных видов и мастей. Петь они уже не пели, а просто ворочали веслом. Улочки запружены туристами. И все-таки мне захотелось прокатиться на гондоле с Леней в закатных сумерках. — Еще не хватало! — сказал Тишков. — Взгляни на эти лица! Наверняка здесь матери говорят своим детям: «Учись, сынок, а то гондольером будешь!» — А вон — в очках, седоватый, интеллигентного вида… — Так это, наверное, русский физик! НИИ закрыли, он приехал в Венецию и стал гондольером. * * * Старый гондольер чуть не столкнулся с молодым — что-то прокричал ему. — Наверное: «Куда гребешь, салага?» — решил Леня. * * * Забрели в закоулочек под мостком, а там стоят рядом два допитых стакана с трубочками и одна пара тапок — резиновые «вьетнамки». — Они вместе пили, рассорились, — сказал Леня. — Она ушла, а он утопился. * * * Перед отъездом из Венеции в Милан Тишков заглянул в гостиницу к искусствоведу Виталию Пацюкову, куратору его итальянской выставки, тот уже ушел, и Леня оставил у портье для него картинку: Даблоид плывет на гондоле с веслом. И подписал: «Дорогому кураторе В Италию». |