Онлайн книга «Танец мотыльков над сухой землей»
|
* * * Поэт Михаил Синельников — Тишкову: — Вы похожи на Рильке… И на Бехера. — Йоханеса? — деловито откликнулся Леня. * * * В Переделкине Виктор Пеленягрэ, прославившийся словами песни «Как упоительны в России вечера»: — А ты, Ленька, чего сидишь, как сыч, не улыбаешься, ничего? Слышал такого поэта — Пеленягрэ? — Слышал, слышал, — отвечает Тишков. — А знаешь, какую я песню написал? — Знаю, знаю. — Я всю Россию этой песней поставил на колени! — сказал Витя. — Ничего, что я такой? — Ничего, поэты, они — тонкие, ранимые, поэтому вынуждены скрываться под личиной… — …мудозвонов? — подхватывает Витя. — Это враки все. Выдумки и мифы. Поэты — они вот такие, как я. Наглые и прожорливые. * * * — Маринка! А ты писательница? — спрашивает Пеленягрэ. — Да. — Стишки? — Нет. — Ой, обожаю женские романы. Женские романы? — Нет. — А ЧТО?Ну, ты хоть один роман-то написала? — Да. — Как называется? — Не скажу. — Тогда ты врешь, что ты писательница! * * * Пеленягрэ за обедом — официантке Алене: — Я сочинил песню: «Как упоительны в России вечера», слышала? Я этой песней всех поставил на колени! — Не знаю, — говорит официантка Надя, не очень-то жалующая Витю. — Ее теперь очень редко ставят. Сейчас все больше «Синий-синий иней…» * * * В столовую входит убеленный сединой взъерошенный Валентин Устинов, похожий на гонимого короля Лира. — Ну-ка, что там за Фирсов у вас любимый поэт? — кричит ему Пеленягрэ. — Давайте строку! Какая осталась строка? — Дело не в строке, — отвечает Устинов, — но в духе, какой он привнес в этот мир. А ты сам не создал даже этой строки, какой ты сейчас бравируешь. Тебя нет в русской литературе! — величественно произносит Валентин Устинов. — Ты написал не «Как упоительны в России вечера», а «как охуительны»! Другой человек привнес это слово — «упоительны», ты мне сам говорил. * * * На выставку Тишкова пришла Ирина Роднина. Вот Леня ей показывает на картину, рассказывает, что на картине — это Даблоид, у него маленькая голова и большая нога, потому что стопа содержит множество нервных окончаний — рецепторов… — А у нас, у фигуристов, — говорит Роднина, — нога вообще ничего не чувствует. Мы так много тренируемся, что чувствительность переходит куда-то вверх… * * * Сидим с питерским поэтом Сергеем Махотиным в буфете ЦДЛ, приготовили свободный стул для Михаила Яснова. К нам подходит поддатый пожилой человек, довольно расхристанный, и спрашивает: — Можно взять стул? Махотин говорит: — Нет. Тогда незнакомец сгребает Серегу в объятия и крепко целует в губы. Махотин, обалдевший, вытер ладонью рот. Пауза. — …Берите! — махнул он рукой. * * * Сергей Махотин Песенка о московских друзьях Одурев в раю от скуки, Я припомню старину. И подумаю о Друке, О Кружкове вспомяну… И начну молить я Бога, Попрошу себя понять: Хоть на часик, хоть немного По столице погулять. И пойду я, взяв гитару, Напевая: тра-ля-ля, К Бородицкому бульвару По проспекту Коваля… Мимо булочной и мимо Сигаретного ларька Выйду к площади Акима Переулком Кушака. У Минаевских ворот я Тихо в сквере посижу, И хоть не экскурсовод я, Дом Соломки покажу. И юнцу литинститута Объясню, как старожил: — Тут Собакин жил, а тута Усачев Андрюша жил. Алкогольными парами Подышу в пивнухе я, Погоржусь знакомством с вами, Знаменитые друзья. А когда, стращая адом, Бог гонца пришлет за мной — То меня проводит взглядом Бюст Марины Москвиной… * * * Окончив педагогический институт, Леонид Бахнов работал учителем в школе. Как-то его вызвали к директору — оказывается, в классе, где Леонид был классным руководителем, один ученик принес порнографическую открытку. — Вы должны обязательно поговорить с его родителями, — сказал директор. А родители у этого мальчика были глухонемые. — Вы поговорили? — спрашивал при встрече директор. — Пока нет. — Почему? — Ищу способ… * * * Сергей Махотин написал книгу о Рембрандте. Когда она вышла — на глянцевой бумаге, с великолепно воспроизведенными картинами его героя, — Махотин сказал удовлетворенно: — Наконец меня прилично проиллюстрировали. * * * Художник-бикапонист Гарик Виноградов: — Марин, это Баян Ширянов? — Нет, это Олег Павлов. — Как хорошо, что ты мне сказала! А то бы я к нему подошел и сказал: «Привет, Баян!» * * * С Ольгой Мяэотс улетаем в Петропавловск-Камчатский, в Шереметьеве прохожу паспортный контроль. Вдруг меня хватают за шкирку и ведут в милицию. Там уже сидят трое чернобородых контрабандистов с незаконным оружием, а за столом пожилой милиционер, крашенный в блондина, с перстнем на пальце. Выясняется, что по исполнении сорока пяти лет я не вклеила новую фотографию, так что мой паспорт недействителен. На меня заполняется какой-то обличительный документ, грозящий санкциями «по месту жительства» и «по месту работы», и милиционер велит мне составленный акт подписать. А в графе «объяснительная записка» — сформулировать причину, по которой произошло это злостное нарушение. — Понимаете, — говорю я ему, — это необъяснимое явление, как НЛО. И трое с обрезами, Ольга — все мы задумались: что в данном случае можно привести как аргумент. И тут милиционера осенило. — Придумал! — сказал он. — Пишите: «Забыла о возрасте»! Я так и написала. И подписалась: «нарушитель Москвина». Он мне хотел вручить копию, но Ольга разрешила ему оставить ее себе, как автограф. * * * |