Книга Лето, бабушка и я, страница 12 – Тинатин Мжаванадзе

Но все когда-нибудь заканчивается, и я уже не скажу с уверенностью, когда именно мы пристали к воротам, и Луба-бебо вышла с лампой, и причитала — как можно было ее не предупредить, она бы встретила, и бедный ребенок спит на ходу, и давайте я ужин разогрею, и зачем ты везла столько продуктов, сватья, как тебе не стыдно, мы тут и сами не голодные…

— Смотри, какие у них тут дворы красивые, — одобрительно сказала бабушка утром.

Поросший травой двор был обсажен ореховыми деревьями.

— А дом совсем не такой, как у нас, — поддакнула я.

Дом был наполовину каменный, наполовину деревянный, с ажурными перилами на веранде.

— Хороший домик, — оценила бабушка, — только у нас дерево быстро сгниет от дождей.

Бабушки ушли разбирать сумки, а я отправилась изучать окрестности и наткнулась на цыплят.

— Кр-р-р-р, — сказала наседка и покосилась на меня из-под свисающего гребешка.

Внезапно мою ногу что-то ужалило.

— Ай! — На меня надвигался огромный, как бегемот, отец пушистых крошек, белый петух.

Собака меня уже кусала, но петух?! О ужас! Монстры! В этом чужом месте петухи злые, как собаки! Заорав: «Дидэ-э-э-э!» — я дала деру. Петух издал боевой рык и понесся следом, время от времени взмывая в воздух и вырывая из меня куски мяса.

Обе бабушки с клекотом вылетели на веранду, но мы с петухом успели преодолеть этот участок трассы и неслись с противоположной стороны дома.

— Луба! Луба, сделай что-нибудь! Зачем ты этого людоеда держишь во дворе?! — запричитала моя бабушка.

— Да в жизни он никого не трогал! — встала грудью за своего петуха Луба-бебо.

— Да открой глаза, посмотри, что он с ребенком делает! Стой, стой, чтобы ты сдох у своего хозяина, я его перехвачу!

Пока бабушки бежали спасать меня, мы с петухом сделали очередной круг и продолжали смертельную схватку со стороны веранды.

Эта свистопляска могла бы продолжаться до тех пор, пока петух не обклевал бы меня до костей, но более хладнокровная Луба-бебо, хорошо знакомая с нравами своего питомца, осталась стоять на месте и встретила кортеж с топором в руках.

— Не плачь! Не плачь, маленькая, — утешала меня Луба-бебо, держа злодея за крылья, — мы ему отомстим! Мы ему башку открутим и съедим!!

Петух злобно косил красным глазом и издавал леденящие душу звуки, а я от переживаний начала икать.

— Может, не надо ему башку крутить? — вступилась я за обидчика. — Дети сиротками останутся!

— Он мне давно уже надоел, — неожидано выдала себя Луба. — Хоть пиши на воротах: «Во дворе злой петух!» Какие еще сиротки, у меня вон приличный куриный отец подрос.

— Впервые вижу такого ненормального рачинского мужчину, — удивлялась бабушка, делая примочки на мои раны. — Они же у вас тут добрые! Безобидные! И медли-и-и-и-ительные!

— Овца-то овца, а если разозлится — даст молодца, — выдала пословицу Луба-бебо, ощипывая злодея в дымящейся кастрюле. — Хотя мне этого петуха привезли из Сванетии, так что лютый норов у него был явно не рачинский!

— Зато женщины тутошние — не промах, — невинно подметила бабушка.

Вскоре приехали дядя и тетя с кузенами, и жизнь понеслась галопом. Каждый вечер во дворе под ореховыми деревьями закатывалась пирушка — на дощатом столе раскладывали лобиани [5] , лори [6] , мчади [7] , зелень и обязательно наливали из оплетенной бутыли рубиновое вино «Хванчкару». Приходили соседи, чокались стаканчиками, разламывали лепешки и хрустко закусывали веточками зелени, гудел неспешный разговор, тамада говорил красивые тосты, похожие на рассказанный сон.

Бабушка тоже смаковала по одному стаканчику:

— Это целебный бальзам, а не вино, Луба!

— Только его много пить нельзя, а то кровь загустеет, — предупредила Луба-бебо.

— А мне попробовать, — пристала я к бабушке, и та дала отпить глоток.

— Что-то я и вкуса не поняла, — потянулась я еще.

— Детям нельзя, — хором сказали бабушки.

— Я сколько хочешь его пил, знаешь, как вкусно, — похвастался кузен. Я посмотрела исподлобья: ему можно, а мне — нельзя.

Теперь у меня появилась заветная цель, и я сторожила в засаде удобный момент.

Он приплыл мне в руки очень скоро.

После очередной пирушки все винные остатки слили в большой стакан. Взрослые толпились у ворот, договаривая последние разговоры; забытые тарелки горой высились на столе; вислоухая собака догрызала в траве кость. Я, недолго думая, схватила стакан и залпом выпила весь рубиновый напиток до дна — наконец терпкий шершавый вкус «Хванчкары», отдающий вишней и зеленой ореховой кожурой, раскрылся во всей красе!

— Эй, эй, ты что?! Его нельзя много пить! — прокричал неизвестно откуда появившийся кузен.

Ноги налились тяжестью, а голова разрослась до размеров колокольни. Кузен что-то мне выговаривал, и его лицо шло волнами. Ореховые деревья закрутились зонтиками карусели, и я мягко осела в траву.

— Тут знаете сколько вина было! — возбужденно объяснял взрослым кузен.

— Убей меня, Господи, с ней ничего не будет? — причитала бабушка.

— Фати, это вино я своими руками отжимала, — уверяла Луба-бебо. — Ну, пошатает денек, зато крови прибавится!

Шатало меня даже в постели, точь-в-точь как в Батуми на волнах — весь дом плавно взмывал и опадал, и происходящее доходило до меня как сквозь толщу воды.

— Ну что, пьяница? — встретил меня утром кузен: после моего геройства за вином ввели строжайшее наблюдение, и ему так и не удалось меня переплюнуть.

— Дидэ, — предложила я, — а если тебе жить вместе с Лубой?

— Зачем это? — изумилась бабушка.

— Ну, тут смотри как хорошо — виноградник есть, и марани [8] есть, и там — видела? — крышку снимают прямо с земли, а внутри кувшин! И полно вина!

— Я смотрю, ты в отца пошла — ценитель вина, — иронически отозвалась бабушка. — Мне свой дом нужен, на своей земле. А виноградник тут правда хороший, у нас таких нет.

Ровные ряды лозы начинались сразу за домом.