Книга Обрученные с Югом, страница 37 – Пэт Конрой

— Тише, Генри, — одернула его миссис Берлин, но тот весело подмигнул мне.

— Я пытался найти кавалера для Фрейзер, но безуспешно, — объявил Чэд.

— Очень рада снова видеть тебя, Лео, — улыбнулась Молли, пожимая мне руку.

— Послушай, Фрейзер! — сказал я. — Тут есть парень, с которым я хочу тебя познакомить. Идем.

Я взял ее за руку, провел мимо гостей в сад и подошел к столику, за которым болтали Айк, Бетти, Старла и Найлз.

— Найлз! Это Фрейзер Ратлидж. Мне кажется, вы понравитесь друг другу. Фрейзер, это Найлз Уайтхед.

— Лео, похоже, у тебя талант сводить людей, — заметила Старла. — Ты прирожденная сваха.

— Не знаю, никогда раньше этим не занимался.

— А кого ты подыскал для меня? — спросила она.

Я оглядел собравшихся и не нашел подходящего кандидата. Мой взгляд упал на Тревора По.

— Тревор! Не сыграешь ли ты любовную песню для моей подруги Старлы?

— Божественная идея! — откликнулся Тревор.

Он провел Старлу в дом, и из окна гостиной полились чарующие звуки, окрашенные лунным светом с примесью лета.

Я подошел к столику, за которым в одиночестве сидел Харрингтон Кэнон, и спросил:

— Как вам угодно, мистер Кэнон, — принести новый бокал или наполнить этот?

— Присядь на минутку, Лео. Мне нужно тебе кое-что сказать. Это очень важно, хотя что-то, может, покажется тебе обидным.

— Как это похоже на Харрингтона Кэнона, которого знаю и люблю. — Я подвинул стул поближе к нему.

— У твоих родителей нет в доме ни одной интересной вещи. Никогда не встречал такой полной безвкусицы.

— У них простые вкусы. Кроме того, они учителя, а не банкиры. Они не могут покупать вещи в вашем магазине. Вы признавались, что и сами не можете себе позволить этого.

— Здесь есть цветные, — заметил он, глядя на реку Эшли.

— Да, я пригласил их. Это мои друзья.

— Мне кажется, невежливо приглашать на одну вечеринку и белых, и цветных. У меня нет ни малейшего представления, о чем с ними разговаривать.

— Вы все равно ни с кем не разговариваете, неважно, белый он или цветной. Сидите тут один и смотрите в пустоту.

— Я любуюсь рекой. Бог — лучший из художников.

— Вы немножко асоциальный тип.

— И это осужденный преступник называет меня асоциальным типом! Впервые встречаю такую неприкрытую наглость!

Я прошел в другой конец сада и поздоровался со своими любимыми подписчиками — они стояли возле решетки с барбекю. В тот момент, когда я хотел подойти к столику судьи Александера, меня окликнула мать. Она стояла поодаль и обнималась с Септимой Кларк и ее дочерью. Септима не один десяток лет боролась за гражданские права в Чарлстоне. Пригласить ее на какое-либо мероприятие был смелый поступок, а уж на светскую вечеринку — просто неслыханный. Я преисполнился гордости, увидев, как Септима и мать обнимаются. Я подумал: если может вызывать сомнения место, которое мои родители занимают в обществе, то их мужество сомнению не подлежит. Монсеньор Макс встал и пригласил Септиму за свой столик отужинать вместе с ним.

Однако радостное настроение распределялось далеко не равномерно. Найлз и Фрейзер, Айк и Бетти, а также Старла Уайтхед освоились в обществе судьи Александера и громко смеялись над историями, которыми он угощал их перед ужином. Чэд Ратлидж же, завидев, что я направляюсь к столику судьи Александера, покинул Молли. Он крепко взял меня за руку и отвел в сторону, к озеру, где нас скрыл от всех черный дуб.

— Ты что вытворяешь, Кинг? — спросил Чэд.

— О чем ты, Чэд?

— О неграх. Ты пригласил ниггеров на вечеринку! Ты чокнутый, что ли? И твои родители тоже.

— Почему бы тебе, Чэд, старина, не спросить у моих родителей, чокнутые они или нет? Мне было бы интересно посмотреть на их реакцию.

— Ты же в Чарлстоне, сынок, — сообщил Чэд.

— Благодарю за свежую новость.

— У нас так не принято. Натуры у нас слишком утонченные.

— Прости, Чэд, я, конечно, всего лишь второй раз вижу тебя. Но как-то слово «утонченный» не приходит на ум, когда я думаю о тебе.

— А какое слово приходит тебе на ум, неудачник? — фыркнул Чэд. — Это торжество с участием ниггеров посвящается, если не ошибаюсь, окончанию твоего срока? Мы с Молли, бедные зайчики, чуть-чуть нюхнули коки, а у тебя нашли столько, что весь город можно довести до кайфа.

— Мне не повезло, Чэд. В любом случае, эта история касается только меня.

— Так какое же слово приходит тебе на ум, когда ты думаешь обо мне?

— Моя мать не разрешает мне пользоваться речевыми штампами. Она говорит, что штампы претят ей как преподавателю английского языка.

— Ничего, я выдержу.

— Почему-то первое, что мне приходит на ум при мысли о тебе, Чэд, это «жопа с ручками». Второе — «вонючая жопа с ручками». И наконец, третье — «вонючая, гребаная жопа с ручками». Вот, в принципе, и все, если вкратце. Или ты хочешь подробнее?

— Еще один вопрос. Почему ты свел мою сестру с этой дрянью из приюта?

— Ты издевался над Фрейзер в яхт-клубе из-за того, что у нее нет парня. Ты издевался над ее внешностью. Лично я считаю ее симпатичной и очень славной девушкой. Когда я узнал Найлза, мне показалось, что ему тоже не хватает друзей. Вот я их и познакомил. По-моему, получилось удачно, они с удовольствием общаются друг с другом.

— Чтоб мне провалиться, но это первый и последний раз, когда ты видишь их вместе. Мои родители сойдут с ума, когда узнают, что у нас завелся дружок из сиротского приюта.

— Могу себе представить. Но мне кажется, Найлз и Фрейзер что-нибудь придумают.

— Ты понятия не имеешь, каков образ мыслей и действий у чарлстонской аристократии.

— Я повидал много разных людей. Все они действуют довольно предсказуемо.

— Короче, я ухожу с твоей вечеринки. И забираю с собой Молли и Фрейзер.

— Мне было чертовски приятно познакомиться с тобой, Чэд, — сказал я, ничуть не скрывая насмешки. — И не вздумай играть в футбол, старина. Мой тебе совет.

— Это угроза? Ты думаешь, я боюсь тебя?

— А следовало бы. Я собираюсь начистить твою утонченную аристократическую чарлстонскую задницу, Чэд.

— Вместе со своими ниггерами?

— Ну да, с ребятами.

— Пусть только этот цветной приблизится к моей сестре!

— Ты о ком?

— О приютском. Он ведь из Южной Каролины, с гор. Значит, он цветной. Метис, дерьмо, еще хуже, чем ниггер.

— До свидания, милый Чэд. Ну ты и перец. Я даже начал ненавидеть белых.