Онлайн книга «На край света»
|
— А я в этом не сомневался! Он возбужденно хохотнул. — Обычно мы ложимся в дрейф и льем масло с носа, понимаете? Тогда качка более или менее успокаивается, и можно спокойно вылить оставшуюся часть с наветренной стороны, но сейчас у нас попросту нет времени. Надо поторапливаться. Запасы масла, приходится признать, оставляют желать лучшего, но пока оно есть, сравнительно спокойное плавание по бурному морю обеспечено. — Пока оно есть… — Именно. — А как насчет воды в трюме? — Придется качать еще усердней, хотя и не слишком. Чарльз прошел к штурвалу, переговорил с рулевым и, подталкиваемый ветром, неуклюже сбежал к шкафуту. Я последовал за ним, в кои-то веки вспомнив о капитанских правилах. В пассажирском салоне я кликнул Бейтса, который принес мне бобы и крохотную порцию мяса. — И бренди, Бейтс. Он послушно исчез, а я склонился над тарелкой, но без конца вытягивал шею, любуясь в окно серебристой улиткиной дорожкой — масляным пятном. Издалека доносились дикие крики умирающего Преттимена. «Надо было подарить ему на свадьбу изрядную долю обезболивающего», — подумал я. Впрочем, оно никому не помешало бы. Масло — маслом, а было бы неплохо ничего не знать и не чувствовать. Я просидел несколько часов, зачарованно глядя в море, пока темнота не загнала меня в постель. Судно двигалось быстро и ровно, но казалось, долгожданная скорость нагоняет на всех тоску! Заснуть мне не удавалось. Я лежал, корабль шел, мы были живы. Нехватка сна явно повлияла на мои умственные способности. Вахты в ту ночь я почти не запомнил, хотя она оказалась короткой. Меня вызвали на вахту. Против сильного ветра я проковылял к шканцам и скрючился у юта. Помню свет, особый штормовой свет, который невозможно описать и в который — именно поэтому — многие не верят. Казалось, светился сам воздух. Ко мне подошел Чарльз. — Ступайте в каюту, Эдмунд. Здесь от вас все равно никакого толку. — Когда же это кончится? — Кто знает? Вы бы прилегли… Камбершам вон тоже свалился. — Как?! Если даже Камбершам… — Нет-нет, обошлось без членовредительства. Просто не выдержал, несмотря на привычку к такого рода вещам, понимаете, о чем я? Идите. Я провожу вас. Ваше место сейчас в койке. Там и оставайтесь! Пожелание отнюдь не героическое. В свою защиту могу сказать только, что в те сутки остальные пассажиры даже не рискнули вылезти на палубу. Не думаю, впрочем, что они были напуганы больше моего. Скорее всего в них возобладал здравый смысл. В пассажирском салоне Бейтс рассказал, что Чарльз разрешил переселенцам и подвахтенным матросам оставаться в гамаках. Я боялся представить, как выглядит их переполненная палуба, тем более что волны время от времени перекатывались через шкафут и, подобно водопаду, устремлялись на бак. Немного качало, но судно поднималось и опускалось ровно, не рыская, словно шло по узкому тоннелю, который не давал кораблю уклоняться в стороны. Я добрался до каюты и без сил упал на койку, хотя в сущности ничего не сделал. Проснулся я серым утром, под нескончаемый гул ветра. Как сжалось истерзанное сердце при таком безрадостном пробуждении! А что творилось с детьми? Может быть, родители и друзья убедили их, что бояться нечего? О нет! Бледные лица и дрожащие губы куда убедительней слов. То шепот, то крики, то вспышки гнева, истерика и слезы — бедняжки, конечно же, понимали, что творится кругом! День не принес никаких изменений. Я с трудом собрал силы, чтобы выползти из каюты, да и то — выгнали меня оттуда естественные потребности. Я натянул плащ и все остальное и добрался до салона. Там с невидящим взором сидел мистер Боулс. Я сел рядом и тоже уставился в никуда. Как ни странно, но вместе молчать было легче. Прошло немало времени, прежде чем он промолвил: — Качать не успевают. — Да. — Скоро и мы понадобимся. — Да. — Если честно… Повисла тяжелая тишина. Боулс откашлялся и продолжил: — Если честно, я все время спрашиваю себя, не стоит ли отринуть всякую надежду, выползти отсюда, рухнуть на койку… — Я уже пробовал. Не помогает. Дверь в салон распахнулась. Наш бравый офицер, Олдмедоу, тяжело дыша, рухнул на скамью напротив нас. — Некоторым, видимо, до сих пор кажется, что весь корабль должен на них работать. — Это что — оскорбление? — Как похоже на вас, Тальбот! Возражать будете, когда заимеете такие же руки. Он выставил перед собой воспаленные, окровавленные ладони. — Воду откачивал. Он забрал моих солдат, даже не спросив разрешения! Сказал только: «Некому качать». — Лейтенант Саммерс? — Он самый, дружок ваш, чертов лейтенант Саммерс… — Возьмите ваши слова обратно! — Господа! — Вы мне надоели, Олдмедоу! И ответите за такие речи! — Что мне за радость стреляться с вами, Тальбот, если море все равно нас прикончит? А Саммерсу я сказал: «Почему бы вам не позвать пассажиров: Боулса, Пайка, Тальбота, Викса, Брокльбанка?» Даже этот старикан продержался бы пару минут. Я… Он повалился на столешницу. Боулс вскочил и бросился к нему, но Олдмедоу прохрипел: — Оставьте меня, черт вас дери! Он с трудом встал на ноги и поволокся в каюту. Боулс, качаясь вверх-вниз, вернулся к своему месту и упал на скамью от очередного рывка. Мы застыли в молчании. Позже я оставил Боулса, сходил по нужде и уселся рядом с гудящим тросом, с помощью которого спускали в море бурдюки с маслом. Несмотря на улиточный след и прочее, казалось, мы плывем под водой, а не по ней. Промокнув от брызг, я вернулся в салон, но Боулса там уже не было. Едва я занял свое место, как появился Пайк. Мелкий и невзрачный, он, может быть, и терялся в обществе, зато та же самая миниатюрность определенно помогала ему избежать увечий во время шторма. Сейчас, к примеру, он то ли проехал по нетвердой палубе, то ли пролетел над нею и приземлился на скамью, точно птица на шесток — бледный, но вроде бы трезвый. — Добрый день, Эдмунд. Шторм просто ужасный. — Того и гляди сдует, мистер Пайк. — Мы же договорились — Ричард. — О Боже! Сперва Боулс, потом Олдмедоу, теперь вы! Ладно, Ричард так Ричард. — Как-то оно поприятнее, не находите, Эдмунд? — Нет, не нахожу. — Как-то подружелюбнее. — О Гос… Как ваши домочадцы, Ричард? — Мы с миссис Пайк — возможно, вы слышали, Эдмунд, — несколько повздорили. Это случается в каждом доме — когда люди долго вместе, Эдмунд, они, знаете ли… — Сомневаюсь. — Вы же не женаты, верно? |