Книга Халтурщики, страница 38 – Том Рэкман

— Это мой? — интересуется Уинстон.

— Тот, что стоял на столе, — отвечает Снайдер. — Поехали, брателло!

— А зачем вы взяли мой компьютер?

— Увидишь. — Он выходит из дома и ведет Уинстона по улице Двадцать шестого июля, потом вдруг показывает на идущего им навстречу бизнесмена.

— Займись вон тем чуваком.

— Что значит «займись»?

— Запиши, что он скажет. Это же человек с улицы. А я возьму кофе.

— О чем мне его спрашивать?

Но Снайдер уже скрылся в кафе «Саймондс».

Уинстон встает на пути у бизнесмена. Тот набирает скорость и проносится мимо него. Уинстон высматривает других жертв. Но когда к нему кто-то приближается, он трусит. Он осторожно просачивается в кафе. Снайдер сидит на высоком стуле, раскрыв ноутбук Уинстона, и опрашивает местных на английском языке, поедая с блюда маленькие булочки. Печатает он двумя липкими указательными пальцами.

— Ну? — спрашивает он, глотая. — Тот бизнесмен сказал что-нибудь интересное?

— Вы не против, если я возьму кофе?

— Времени нет. — Он резко закрывает ноутбук. — Я собираюсь на рынок Хан-эль-Халили и настоятельно рекомендую тебе пойти со мной.

— Я со вчерашнего дня ничего не ел, можно мне хотя бы перекусить, прежде чем мы туда отправимся?

— Возьми вот. — Он придвигает Уинстону тарелку с кусочком маленького круассана, на котором остались мокрые следы от его зубов.

Пока они усаживаются в такси, из кафе выходит высокий худой мужчина — он явно наблюдает за ними. Он садится в черный «седан» и трогается с места. Уинстон оглядывается: «седан» едет за ними. Когда они приезжают на рынок, преследователя уже не видно.

Снайдер указывает на снующих туда-сюда людей.

— Займись вон той девицей.

— Какой девицей?

— В таком покрывале.

— Вы хотите сказать — в парандже?

— Займись ей, дружище. Нам нужно записать, что скажут люди с улицы.

— Но почему именно женщина в парандже? Нельзя ли, чтобы человеком с улицы был мужчина?

— Ну ты и расист. — И Снайдер направляется к прилавку со специями.

Уинстон шепотом повторяет фразу на арабском, которую заучивал наиболее старательно: «Простите, вы говорите по-английски?» Подмышки у него уже намокли. Он набирается смелости и подходит к завернутой в паранджу женщине. Но Уинстон едва выдавливает из себя слова, так что она его не слышит. Он похлопывает ее по плечу, и женщина удивленно оборачивается, обращаясь к нему на арабском. Стоящие рядом люди расступаются и наблюдают за ними. Уинстон повторяет:

— Простите, вы говорите по-английски?

Женщина снова отвечает по-арабски.

— Не говорите, да?

Снова по-арабски.

— У нас проблема.

И снова по-арабски.

В разговор вмешивается недовольный молодой человек.

— Что такое? Что ты к ней приставать?

— Вы говорите по-английски, отлично. Нет, ничего такого. Я просто хотел задать ей пару вопросов.

— Зачем?

— Все в порядке, я журналист.

— Ты ее трогать?

— Что? Нет, нет. Я ее не трогал.

— Ты ее трогать! — орет молодой человек, делая шаг вперед.

— Нет, клянусь. Я просто хотел задать вопрос. Для газетной заметки.

— Какого вопрос?

— Вкратце сложно объяснить.

— Но какого вопрос?

А вот это хороший вопрос. Снайдер так и не сказал ему, о чем расспрашивать людей, даже не назвал тему статьи. Он постоянно говорит о терроризме — может, об этом.

— Вы не спросите ее, много ли в этом районе терроризма? Если он есть, не подскажет ли она, где именно. Вы не могли бы это записать, если можно — по-английски, будет просто супер, а еще лучше, если покажете на карте.

Толпа взволнована. Лицо рассерженного молодого человека искривляется все больше. Кое-кто возмущенно жестикулирует. Сама женщина вскидывает руки и отворачивается. Уинстон вытирает запотевшие очки, извиняется перед собравшимися и бежит к Снайдеру, который все еще нюхает специи.

— Ну, что у тебя? — интересуется он.

— Она против, — выпаливает Уинстон. — В целом за. Но как-то все же против.

— Хорошо, что именно она сказала?

— М-м, думаю, да.

— Что?

— Ага.

— Чувак, успокойся. О чем ты ее спросил?

— О терроризме.

— Мило.

— Про столкновение цивилизаций и всякое такое. Хиджаб и все дела.

— А это не паранджа?

— Да, она, — отвечает Уинстон. — Но ей больше нравится хиджаб. Но муж не разрешает ей его носить. Из-за Талибана.

— Талибана? В Египте нет Талибана.

— Метафорически. Из-за метафорического Талибана. По крайней мере я так понял.

— С этим надо разобраться. Пойди выясни.

— Мне кажется, она ушла.

— Да вон она, стоит у прилавка с фруктами, — и Снайдер подталкивает Уинстона. — Тебе же нужна эта работа?

Мучимый ужасом, Уинстон снова подходит к женщине. Люди в толпе наблюдают за его очередной попыткой, кто-то ухмыляется, кто-то качает головой.

— Простите, — говорит он. — Здравствуйте, простите меня.

Женщина резко поворачивается и что-то в сердцах говорит ему по-арабски.

— Чувак, что она сказала? — спрашивает Снайдер.

— Снова про мужа.

— Про талиба? Давай об этом поподробнее.

В самолете Уинстон пытался освоить курс арабского «Слушай и учи», и теперь старается припомнить, как будет слово «муж». Он бормочет что-то с вопросительной интонацией.

Собравшихся это заводит еще больше.

Снайдер шепчет:

— Спроси, были ли у нее интрижки с другими мужчинами. Распространено ли это в исламской традиции?

— Я не могу этого спросить, — отвечает Уинстон, причем «не может» он во всех смыслах.

Толпа растет, все начинают злиться.

— Может, у нее был лесбийский опыт, — предполагает Снайдер.

— Но она же в парандже.

— По-твоему, женщины в парандже не могут проявлять свою сексуальную ориентацию? Да ты расист.

— Я не могу ее о таком спрашивать.

— Брателло, статья об исламистах-свингерах — это будет круто. С этим материалом мы сможем претендовать на серьезные награды.

В этот момент из толпы выходит мужчина, следовавший за ними от самого кафе.