Онлайн книга «Форточка с видом на одиночество»
|
Катя легким движением руки взлохматила его волосы. – Посмотрим лет через десять, – сказала она, смеясь, и замолчала. Потом пристально посмотрела Максиму в глаза: – Поцелуй меня, пока не полысел. «Боже мой, – пронеслось у него в голове, – мы не виделись десять лет, и мы говорим, как будто продолжаем начатый тогда еще разговор. Как будто прошло какое-то странное состояние анабиоза, летаргического сна. Вот я улыбнулся и как-то неловко, небрежно так пошутил, и она трогает мои волосы, как раньше, как столетия назад, когда мы были голыми и пугливыми и жили в разных пещерах, хранили огонь и страшились грома. Как много прошло, ушло, исчезло навсегда, как ночные поллюции, как иллюзии счастливого будущего, как поцелуи в темных подъездах. Никто не виноват, что так вышло, и никого не надо жалеть. Может быть, только тех, кто мучился с нами все эти годы, что мы спали. Нельзя возвращаться туда, где было хорошо, но возвращаться туда, где было плохо – тоже нельзя. Куда же нам деваться?» Максим, как будто онемев, продолжал сидеть и смотреть на Катю. – Ну-ка, быстро! – скомандовала она. – Знаешь, – сказал Максим, – я тебя люблю. – Мы в вас все были влюблены. Вы были самой молодой учительницей в школе, – сказал Александр. – Неправда, Саша, – возразила Ирина Владимировна. – Ты любил эту девочку… Как же ее… Катя… Катя… – Форапонова, – подсказал Александр. – Точно, Форапонова! Где она, кто? Не знаешь? – Знаю. Я звонил ей недавно. Нашел по телефонному справочнику. Почему-то захотелось позвонить. Я долго не решался. Потом все-таки набрал номер… За десять лет не встречались ни разу. Представляете, а еще говорят: Ростов – деревня. – Ну и что она? – Она сказала, что я не вовремя. Попросила перезвонить через полчаса. Ирина Владимировна, я не звонил ей десять лет, и оказалось, что надо было подождать еще полчаса. – Ты перезвонил? – Нет. – Почему? – Как вам сказать… Нет ничего хуже, чем обнаружить, как постарела твоя первая любовь. Мать и отец могут постареть, могут постареть друзья, которых давно не видел, сантехник дядя Женя из дома родителей может постареть – кто угодно. Но первая любовь должна остаться первой любовью: без морщин, без богатого жизненного опыта на лице, без детей от первого брака, от второго брака, без второго подбородка, без третьего подбородка… – Сашенька, остановись, да ей всего-то сколько? О какой старости ты говоришь? О каком третьем подбородке? Что ж это ее, по-твоему, так перекочевряжило? А что тогда ты обо мне скажешь? – Ирина Владимировна, вы – другое дело. Миша сидел за столом и протирал скатертью очки. Вокруг него суетилась Белла Абрамовна: – Есть уха, форшмак и фаршированная риба. – У нас сегодня рыбный день? – С кем ты пил? – Белла Абрамовна, вздохнув, села за стол рядом с сыном. – Из-за тебя я уже не могу вести никакой деятельности, кроме нервной. – С Олегом. Он разводится с Катей. Белла Абрамовна всплеснула руками: – Я тебя умоляю! Что случилось? – Она ему изменила. – Так что теперь – разводиться? Ешь, а то остынет. – Она ему изменила с сантехником. – Вот, пожалуйста. Я всегда говорила, с этими сантехниками одни неприятности: то их не дождешься, то с ними не расплатишься. Несмотря на то что Беллу Абрамовну распирало любопытство, она мужественно дождалась, пока Миша доест последнюю ложку ухи, и только тогда поинтересовалась: – А как он узнал, что именно с сантехником? Тот что, оставил на кровати паклю? Или вантуз? – Ма, ну откуда я знаю! Про такие вещи не спрашивают. Олег сказал, с сантехником. С грязным и вонючим. – Ладно-ладно, ешь рибу и не разговаривай. Эти карпы такие же костлявые, как ты. – Белла Абрамовна была явно озадачена: – Может, он по запаху определил? – Может, и по запаху. Я не интересовался. Как я могу не разговаривать, если ты все время задаешь дурацкие вопросы? – Ладно, ты молчишь – я говорю. Слушай анекдот. Приходит утром ко мне наш Ашот, как бы за спичками. Сидит целый час, как египетская пирамида. Выпивает пять стаканов чаю и делает мне невры, потому что при нем я не могу делать рибу. Потом смотрит на эти весы… – Белла Абрамовна показала на трехкилограммовые весы, которые стояли на холодильнике: – …и говорит: «Мать родная, уже двенадцать часов! Я опоздал в собес!» Если б не эти весы, так он просидел бы еще час! – Белла Абрамовна перестала смеяться раньше Миши и абсолютно противоположным, чем минуту назад, тоном сказала: – Ему смешно! Ешь! Посмотри на себя! Ты стал похож на гладильную доску. Я тебе скажу, только ты не злись. Какое счастье, что эта Катя Форапонова в свое время не ответила тебе взаимностью. Хотя какая разница! Ты таки нашел другую – ничуть не лучше. Или ничуть не хуже? Я что-то совсем запуталась. Ирина Владимировна и Александр сидели за столом, полностью погруженные в десятилетней давности прошлое. Они пили чай и автоматически ели бутерброды с сыром и колбасой. – Да нет, не помню я Клару Степановну, – говорил Александр. – Ну, как же, – настаивала Ирина Владимировна. – Она же историю у вас преподавала. – А, ну да, с таким еще волевым подбородком. – Точно. – Да-да. Встретил ее как-то на улице. Идет мне навстречу, а у нее уже два волевых подбородка. – У тебя какая-то мания считать чужие подбородки! – рассмеялась Ирина Владимировна. – Я сделал вид, что ее не заметил. Она сделала вид, что не заметила меня. Так и разошлись, как корабли. А помните, со мной в классе учился… Хотя, что я говорю, если он в нашей школе учителем физики работает. – Миша. Михаил Лазаревич. Он очень талантливый педагог… Какой кошмар! – спохватилась Ирина Владимировна. – Саша, я тебя умоляю. – Ирина Владимировна, не волнуйтесь – могила! Конфиденциальность гарантируется! – Почему ты этим занимаешься? – вдруг спросила Ирина Владимировна. – Ты же был таким способным мальчиком. Я помню, ты прекрасно рисовал. – Ирина Владимировна! – Что? – Я с вас денег не возьму. – Перестань, о чем ты говоришь? – Но вы же зачем-то меня позвали? – Тебя я не звала. Хочешь еще чаю? – Какая разница? Так даже лучше, чем с незнакомым человеком. – Да нет. Забудь! Сама не знаю, что на меня нашло. Просто как подумаю, что лягу в холодную постель, буду десять минут согревать ее теплом собственного тела… Вот если бы вдвоем – вышло бы в два раза быстрее. Такая арифметика. Хотя это и спорно. Вероятно, тут результат достигается не простым сложением тридцать шесть и шесть плюс тридцать шесть и шесть, а чем-то другим. |