Книга Форточка с видом на одиночество, страница 40 – Михаил Барановский

– Между прочим, Олег сказал, что если бы ты это сделала со мной, то он бы понял.

– Так давай это сделаем, – сказала Катя. – Чтобы он понял.

Она обняла Михаила и принялась отчаянно его целовать.

– Что ты делаешь? – он вяло сопротивлялся.

– Это, – отвечала Катя, не отрываясь от Михаила.

– Перестань. Нас увидят, – страстно шептал Михаил.

– Действительно, – резко отстранившись, сказала Катя, – не самое подходящее место. Поехали. Боб ждет.

Внезапно дверь Мишиной квартиры открылась, и на пороге возникла Белла Абрамовна с вопросом:

– Куда, собственно, поехали?

– В школу, – сказала Катя, поправляя прическу, – за хомячком. Здрасьте.

– Здрасьте. А почему не за морской свинкой?

– Потому что Боб обещал сыну на день рождения хомячка, – доходчиво объяснила Катя.

– А при чем тут Миша? – спросила Белла Абрамовна. – Миша, ты в тайне от меня разводишь хомячков?

– Мама, иди домой! – Он практически запихнул Беллу Абрамовну в квартиру.

– Пошли! – торопила его Катя. – У тебя ключи от школы есть?

– Нет, конечно!

– А у кого есть? – настаивала Катя.

– У директора, наверное. Каникулы сейчас.

– Ты знаешь, где директор живет?

– Ты с ума сошла? Что я ей скажу?

– Правду. Лучше горькая «Правда», чем сладкая «New York Times».

Михаил был в отчаянии. Он почти кричал:

– Я в тапочках!

Но Катя была непреклонна:

– Это не важно. Поехали! – и стащила его с лестницы.

В машине Катя сказала:

– Удивительно! Стоит только уйти от мужа – сразу же начинаются приключения!

Никто ее не поддержал, и тогда Катя сменила тему:

– Мне Сашка звонил. Представляете! Он позвонил, а у нас как всегда скандал… Неловко получилось. Так и не поговорили, а он не перезвонил.

Михаил и Максим напряженно молчали. Миша не выдержал первым:

– Это бред, понимаете? Я в тапочках… Без звонка… Вечер… Может, у нее там… личная жизнь…

– У директора школы не может быть личной жизни, – резюмировала Катя.

Александр сидел на полу. Рядом на кровати, опершись о подушку, с заплаканными глазами, поджав ноги, устроилась Ирина Владимировна.

– Знаешь, – говорила Ирина Владимировна, – страшно лежать одной в темноте, в тишине. Слушать, как где-то за окном прошуршала машина по дороге. Как подул ветер, скрипнули ветки. Как стучит сердце. – Она то и дело вытирала платком покрасневший нос. – Вот уже сорок лет оно стучит и стучит. Каждый день, каждый час, каждую минуточку. Сорок лет! Без отпуска, без выходных и отгулов. Задумаешься, и становится страшно. А что, если устанет, если не выдержит. Раз – и остановится. А я одна – в холодной постели.

В этот момент Александр начал снимать брюки.

– Надень немедленно! – закричала Ирина Владимировна. – Что ты делаешь?

Александр лег в кровать и укрылся одеялом:

– Я согрею вам постель. Согрею и уйду.

– Ну что мне с тобой делать?

– Что хотите, – с готовностью отозвался Александр. – Я в вашем полном распоряжении.

– Я и сама не знаю, чего хочу.

Александр дотронулся до ее щеки, но Ирина Владимировна уклонилась.

– Уже поздно, – посмотрев на часы, сказала она.

– Хотите спать?

– Ты опять за свое?

– Вы сказали: «Уже поздно», я просто спросил: «Хотите спать?» Вот и все, – оправдывался Александр.

– Нет, еще рано, – сказала Ирина Владимировна.

– Вы и в самом деле не знаете, чего хотите.

– Во всяком случае, я не хочу спать… с тобой.

– Почему?

– Потому что… потому что… я сова.

– А я помесь совы и жаворонка.

– Это как? – спросила Ирина Владимировна.

– Спать ложусь рано, как жаворонок, а встаю поздно, как сова. Ирина Владимировна, можно я вас поцелую?

– В щеку! – строго сказала Ирина Владимировна и закрыла глаза.

Он поцеловал ее в щеку, потом в ухо, потом в шею.

– У меня давно этого не было, – шептала директор средней школы номер тридцать пять имени советского разведчика Рихарда Зорге.

Александр, расстегивая многочисленные пуговицы на ее платье, зачем-то соврал:

– У меня тоже.

Но она не обратила внимания, а только прошептала:

– «И лучше будь один, чем вместе с кем попало».

Александр резко отстранился:

– Это Омар Хайям?

– Да. Чего ты испугался?

– Я читал Омара Хайяма, – сказал Александр, – в венерическом диспансере, на стенах там висят его стишки.

– Рубаи. Это называется рубаи, – прикрывая платье, поправила его Ирина Владимировна.

– Там висят эти рубаи, – возбужденно заговорил Александр. – Они там висят, вместе с фотографиями твердых шанкров. Я подцепил какую-то гадость, и у меня начался уретрит. Мне засовывали в пенис какие-то металлические трубки. Вот такие, – он развел в стороны указательные пальцы, – чтобы достать до мочевого пузыря. Заливали туда какое-то лекарство, после которого я без слез, извиняюсь, не писал. Если бы на пенисе, я извиняюсь, был ноготь, они бы вгоняли под него иголки… Теперь вы понимаете, Ирина Владимировна, как я ненавижу Омара Хайяма?

– Это все случайные связи, и Омар Хайям здесь ни при чем, – сказала Ирина Владимировна.

– Да, случайные связи, – согласился с ней Александр, но при этом не успокоился. – Даже для случайных связей нужен, по крайней мере, случай. Разве наша связь с вами, Ирина Владимировна, не случайна?

– Случай может быть несчастным или счастливым. От несчастных случаев надо предохраняться, – сказала директриса, на всякий случай, вставая с кровати.

– А как понять, несчастный он или счастливый? – не унимался Александр. – На все, я извиняюсь, презерватив не наденешь!

– А на все и не нужно. Как сказал Винни-Пух: «Нужно делать так, как нужно, а как не нужно – делать не нужно», – желая успокоить Александра, как бы шутя ответила Ирина Владимировна.

– Вы все время кого-то цитируете, – раздраженно заметил Александр.

– Это потому, что я много читаю. Что же в этом плохого? – деланно улыбнулась Ирина Владимировна. – А что ты читал в последнее время?

– Вот послушайте! Ничего прекраснее никогда не читал: «Продажа авиабилетов по всем направлениям».