Книга Адам и Эвелин, страница 45 – Инго Шульце

Эвелин покрутила ручку и подняла стекло.

— Неплохо было бы сейчас взять и впасть в такую зимнюю спячку, — сказал Адам.

Они поехали по указателю на Кестей, Залаэгер, Кёрменд.

— Ты не голодный, ты же еще ничего не ел?

Эвелин переложила творожный пирог с заднего сиденья на колени, развернула, отломила кусочек и положила его Адаму в рот.

В поисках носовых платков она открыла бардачок.

— Она его забыла? — Эвелин держала в руках кубик Рубика.

— Она мне его подарила, он ей теперь больше не нужен.

Новый «вартбург» обогнал их, громко сигналя, но ни Эвелин, ни Адам не помахали в ответ. На пограничном пункте в Рабафюзеше венгры их пропустили, не проштамповав паспорта, австрийцы жестом показали, что можно ехать дальше.

— Ты что, совсем не рад? — спросила Эвелин, когда они уже подъезжали к Фюрстенфельду.

— Нет. А чему я должен радоваться?

Но после небольшой паузы он все же сказал:

— Странно, конечно, что можешь все прочитать, а все равно это не у нас. Похоже на ярмарку с народными гуляньями, не хватает только колес обозрения и тира.

— Правда похоже, все какое-то раскрашенное.

— Потемкинские деревни.

— Да, — сказала Эвелин, — как будто это все ненастоящее.

— Не думаю, что они ждут от нас денег. Это просто такой сервис, мы же не виноваты. Мы ведь и заправились тоже бесплатно.

— Ну у тебя и нервы. На Востоке тебе бы тоже пришлось за это платить, за это везде надо платить, — сказала Эвелин.

Она светила на черепаху инфракрасной лампой.

— Я сказал, что у меня нет денег, что у меня только пара шиллингов.

— А двести западных марок?

— Неприкосновенный запас.

Эвелин посмотрела на него.

— Я что, из-за этого сразу обманщик? Для них такая машина — нечто особенное, тут есть с чем повозиться, а сверх того мы им еще подарили ощущение, что они помогают своим братьям и сестрам.

— Это отвратительно, Адам. Без Рудольфа мы бы сидели черт-те где. И не было бы горячей пищи.

— Ты еще про озеро забыла, озера мы бы без него тоже не увидели.

— Не надо сразу так раздражаться.

— Я просто сказал, что он нам еще и озеро показал из окна машины.

— Смотри-ка, Ангьяли даже об этом подумали.

Эвелин зажала инфракрасную лампу между коленками и развернула малюсенькую солонку и перечницу.

— Может, дашь им хотя бы сто, просто как жест?

Она отрезала несколько кусочков огурца.

— Мастерам?

— И за эвакуацию.

— Я ведь еще даже не знаю, получится ли у них.

Адам откусил бутерброд с плавленым сыром, положил себе в рот кусочек огурца, вытащил пробку из бутылки вина и изобразил, что чокается с Эвелин:

— За Ангьялей!

Он отпил и затем протянул бутылку ей. Она тоже выпила.

— Хотя бы до завтрашнего утра нам не нужно ни о чем думать, — сказал Адам, сделал еще глоток и в блаженстве рухнул на кровать.

— Ты все?

— С меня уже хватит.

— Я бы могла еще есть и есть.

— Кто знает, когда нам здесь в следующий раз что-нибудь перепадет.

— А я сильно поправилась, несмотря ни на что.

— Что ты имеешь в виду под «несмотря ни на что»?

— Спокойным отпуском это все-таки не назовешь.

— Ну, по крайней мере, мы добрались сюда, а места здесь красивые. Эльфи не перегреется?

— Ей хорошо, я вижу. Здесь правда можно было бы как-нибудь отпуск провести.

Адам открыл ящик прикроватной тумбочки.

— Настоящее дерево выглядит по-другому… Тут кто-то что-то забыл. Библия, как странно.

— Может, ее для нас сюда положили?

— Потому что мы вроде как беженцы?

— Ну, чтоб нас подбодрить или что-нибудь наподобие. Они ведь и «Грюс готт» [2] всерьез говорят вместо «Здравствуйте».

— Они же не знали, что мы приедем.

— Они могли положить ее сюда, пока мы были на озере.

Адам включил лампочку со своей стороны кровати и подложил себе под голову обе подушки, свою и Эвелин.

— Я уже опять забыл, как его там.

— Рудольф, а фамилия — Дункель или как-то так, — сказала Эвелин.

— Да нет, как озеро называется, Химзе — это известное, а это, поменьше, какое?

— Я тоже запомнила только Химзе. Ты правда больше ничего не хочешь? Груши хорошие.

— «И создал Господь Бог человека из праха земного, и вдунул в лице его дыхание жизни, и стал человек душою живою».

— В лицо?

— А ты думала, в рот, как на курсах первой помощи? «И насадил Господь Бог рай в Едеме на востоке, и поместил там человека, которого создал. И произрастил Господь Бог из земли всякое дерево, приятное на вид и хорошее для пищи, и дерево жизни посреди рая, и дерево познания добра и зла».

— Я это все когда-то читала, я думала, что меня в Лейпциге про это спросят.

— Когда поступала на историю искусств?

— Да, на собеседовании.

— Это дерево жизни, ты про него знала? — Адам положил раскрытую книгу на живот.

— Да не то чтобы.

— Я думал, речь о познании, о добре и зле! Про дерево жизни я еще никогда не слышал.

— Ты думаешь, там два дерева?

— Да я ж только что прочитал, — сказал он и снова взял книгу, — «…дерево жизни посреди рая, и дерево познания добра и зла. Из Едема выходила река для орошения рая; и потом разделялась на четыре реки. Имя одной Фисон: она обтекает всю землю Хавила, ту, где золото; и золото той земли хорошее; там бдолах и камень оникс. Имя второй реки Тихон: она обтекает всю землю Куш. Имя третьей реки Хиддекель: она протекает пред Ассириею. Четвертая река Евфрат…»

— Как на гербе Кошута, — сказала Эвелин. — Прости, читай дальше.

— «И взял Господь Бог человека, и поселил его в саду Едемском, чтобы возделывать его и хранить его. И заповедал Господь Бог человеку, говоря: от всякого дерева в саду ты будешь есть, а от дерева познания добра и зла, не ешь от него, ибо в день, в который ты вкусишь от него, смертью умрешь».

— Смертью?

— Ты ж говорила, ты это читала?