Онлайн книга «Simple Storys»
|
– Когда он заметил, что я мысленно взвешиваю все за и против, то предложил пятьсот. Страха я не испытывала. – Но в последний раз… – Это не имеет ничего общего со страхом. – Женнина рука потянулась за джин-тоником. – Об этом вы не хотите говорить? – Я уже говорила. Но вы мне не верите. – Вы только сказали, что он повел себя как садист. Женни отхлебнула глоток из своего стакана. – Как извращенец, а не как садист. – Простите? – Ну – как извращенец. – Что же он… Что между вами произошло? – Как брикет содовой шипучки, – Женни кивнула в сторону таблетки. – Единственное, чего я хотела, когда все закончилось, так это заглянуть ему в лицо в тот момент, когда он придет вас навестить, или когда мы с ним случайно встретимся в отделении, или когда я открою дверь вашей палаты, а он будет сидеть у вас на кровати, и я спрошу, принести ли вам на ужин колбасу или сыр. Я хотела увидеть его лицо. – Вы хотели его шантажировать? – Я заранее представляла себе, что тогда будет твориться в его голове. – И что же? – Паника. – Вы хотели… – Чтоб он ударился в панику, да. Женщина понимающе кивнула, потом качнула головой: – Карболовая мышка как… нуда. – Я не такая. И вы это прекрасно знаете. – Вы берете деньги… – Так получилось случайно. Так хотел он. Почему вы мне не верите? – Вы пять раз были вместе, по вашим же словам. Следовательно, вы брали у него деньги пять раз. – Нет, – сказала Женни. – В последний раз – нет. – Но, так или иначе, вы брали деньги. – Это еще ничего не доказывает. Вы не в праве меня оскорблять. Таблетка теперь плавала на поверхности. Отдельные крупинки откалывались от нее, и их прибивало к стенкам стакана. Брызги воды, разлетаясь, попадали на конверт. – Что ж, теперь он освободился от вас. Он умер на рыбалке. Когда его нашли, было слишком поздно. – Я знаю, – сказала Женни. – Наше отделение проинформировали. Он мне много всего рассказывал, и о рыбалке тоже. Он ведь постоянно что-нибудь рассказывал. Рассказывать он умел. – Он был школьным учителем. – Он хотел объяснить мне все про Восточную Германию. – Потому что ожесточился против нее. – Я знаю, из-за глаза, из-за того, что ему так и не смогли как следует вставить стеклянный глаз. – Чтоо? – Ну конечно. Он ненавидел ГДР, потому что там так и не сумели сделать приличный глаз, по крайней мере – для него. – Вы говорите, из-за глаза? – И еще из-за своего прозвища. – Это случилось вскоре после войны. Они нашли боеприпасы… Но из-за этого он не… – Я знаю его истории, все, и о вечерней школе, и о кружке рисования, и о его учебе, и о том, как его вышвырнули… – Без причины, без всякой причины! – Ну да, и как ему пришлось работать на добыче бурого угля, под надзором полиции, и почему теперь его не захотели взять в качестве учителя, по крайней мере в ближайшее время, и как обидели вашу дочь, и как Конни тем не менее первой поняла, к чему здесь все идет, и эти истории про жестянки, и весь прочий вздор. – Что еще за жестянки? – Женщина подняла стакан с уже растворившейся таблеткой. – Он их так называл, когда рассказывал о жестяночном алтаре… Когда Дитер здесь ночевал, в квартире вашего племянника, на Лизелотте-Херман-штрассе, где в гостиной есть жестяночный алтарь… Мой брат был точно таким. Каждую такую жестянку считал величайшей ценностью. И отдал бы за нее что угодно, даже деньги. – Вы имеете в виду пустые банки из-под пива? – Ну да, а что же еще. Разве вы с ним никогда об этом не говорили? Ради них он перерывал мусорные баки в Михендорфе. Потому он и не может с ними расстаться. Каждая такая жестянка имела свою историю. Теперь, конечно, они стали обычным металлоломом. Теперь их можно запросто достать в любом киоске. Он это сам признал. Но по-настоящему эта перемена, видимо, еще не просочилось в его мозги. – В мозги моего мужа? – Наверное, и в его тоже. – И о таких вещах вы с ним разговаривали? – Целыми ночами. Один раз он сказал: «Взгляни, разве это не удивительно?» За окном светало. В ту ночь мы вообще не спали. Он взял мои руки в свои и очень бережно стал их целовать – то тут поцелует, то там, пока не добрался до самых кончиков пальцев. Внезапно мне неудержимо захотелось зевнуть. Я чувствовала, как мой рот раскрывается все шире и шире, но ничего не могла с собой поделать. А он смотрел мне в рот. Все время. Я даже не сумела вырвать руку и прикрыться ею, так крепко он ее держал. Я извинилась, но он сказал: «Зевай себе на здоровье», – и продолжал целовать мои руки. Ему вообще все во мне нравилось. – Зачем вы мне это рассказываете? – Чтобы вы мне поверили. И поняли, что я не могла мириться с подобными вещами. Я, наверное, сразу должна была заподозрить неладное, увидев, что он только болтает и болтает, а до всего прочего дело не доходит. Такое не может кончиться добром. – У него просто иногда сгорали предохранители, – сказала жена. Женни засмеялась. И взяла свой стакан, но тут же снова поставила его на место. – Я только хотела сказать… Почему вы смеетесь? – Как это вы выразились… – Что? Женни тряхнула головой. – Если он вам так много всего рассказывал – то чего еще вы хотели? – Вы не понимаете, – Женни дотронулась до ее руки. – В вагоне метро напротив нас как-то села турчанка – молодая, лет двадцати, с пятью или шестью продуктовыми сумками. У нее были гигантские кисти рук, как лопаты. И из этого Дитер сделал вывод о ее тяжелой рабской судьбе, а потом долго не мог успокоиться. Это очень типичный для него случай. – Вы ездили с ним в метро? – Да, а что тут такого? На внутренней поверхности пустого теперь стакана от растаявшей таблетки остался узкий след в виде белого ободка. – Взгляните! – сказала женщина. – Вон туда! Она сейчас упадет. Женни взяла сигарету с края пепельницы и загасила ее. – Здесь еще болит? – Женни показала большим пальцем на грудь своей собеседницы. – К десяти мне надо быть в больнице, на облучении. Я должна идти. – Конечно, – сказала Женни и кивнула. – Прощаться нам с вами не обязательно. – Она как-то странно наклонилась: вниз и вбок. – Я всегда натираю себе ноги. – Пытаясь на ощупь найти под столом свои туфли, ненароком коснулась головой плеча второй женщины. Но та, даже когда щека Женни прижалась к ее бедру, сохранила прямую осанку и не шелохнулась. |