Онлайн книга «Гедонисты и сердечная»
Как у него это получалось? Мурат и не вникал. По слухам – дуриком. Выручала общая стена с процветающим (а бывают неуспешные?) казино. Игорный бизнес взял в аренду первый этаж – сотрудникам честно приплачивали к жиденькому рублевому довольствию от одной до нескольких сотенных сочного зеленого цвета, в зависимости от штатного расписания. Сперва на жирный кусок недвижимости стали облизываться посторонние. Те, кто заправлял в казино, помогли отбить это нападение. Несколько судебных инстанций благодаря им прошли без потерь. А когда субарендаторы сами захотели поживиться, началась вялотекущая государственная кампания по борьбе с игорным бизнесом, растлевающим народ. (Никогда не видел Мурат ни одного человека, которого бы можно было обозвать «народом», возле пышного входа в казино, и днем вульгарно освещенного гирляндами переливающихся разноцветных лампочек. А внутрь он не заглядывал.) Этот шумный наскок сошел бы на нет – тому в перестроечной истории мы тьму примеров знаем, – если б не проблемы с Грузией… Обнаружилось, что их президент хочет дружить с Америкой, а не с Россией. (Народная поговорка «Насильно мил не будешь», как всякая мудрость, действует только в природном пространстве, а политиканство грязнит окружающую среду и искажает все естественные процессы. Но ничего, и на него есть укорот: искусство, как партия «зеленых», противостоит государственной беспринципности и обману.) Тогда вдруг выяснилось, что и боржом грузинский – отрава, и вино у них поддельное (что недалеко от истины – почти на глазах Мурата Марфа блевала от «Мукузани», которое по незнанию принес в их комнату благодарный клиент), и игорными заведениями заправляют выходцы из Алазанской долины. Ну прямо как евреи в царской России – спаивают и совращают русский народ… Смешно, а подействовало. Во всяком случае, за обедом перестали пугать сотрудников ссылкой на окраину – не за сто первый километр, но так же малоприятно. И вообще, Мурату на работе стало комфортнее. Особенно после… ну, скажем, неудачного эксперимента с Марфой. То ли она правда ничего не поняла, то ли смерть матери на ее память так подействовала… С бабьем не разберешь. Вернулась с похорон хмурая, неразговорчивая. Вот и ладно. То, что для среднего человека – плохое настроение, для Мурата было нормой. И правда – чему радоваться? Раздражала его Марфина всегдашняя бодрость, стремление, чтобы всем вокруг нее было хорошо… Как не надоест одно и то же талдычить столько лет! Эти ее якобы участливые вопросы: «У тебя что-то случилось? Плохо себя чувствуешь? Я останусь в лавке, а ты домой иди…» А может, хочет его спровадить, чтобы выслужиться перед начальством? Нет, Мурат оставался, даже если на сегодня все было сделано и голова гудела от вчерашнего пива. (Одиннадцать бутылок иногда приканчивал, чтобы уснуть… Либо алкоголь, либо снотворное. Вместе нельзя.) Перечитывал бумажки, в столе копался, а не уходил. Приходилось делать усилие, чтобы с языка не сорвалось: «Да пошла ты!..» Как-то Мурат не выдержал, огрызнулся: «Ну зачем ты с явными аутсайдерами возишься! Бесполезно! Не выйдет у них все равно ничего толкового». А она в ответ: «Вера в чудо помогает совершиться тому, что кажется невероятным. Хотя бы вера одного человека… Моя, например…» Спокойно, незапальчиво сказала… И переставала поддерживать клиента, только если он начинал подличать и не обязательно лично ей гадил. Сперва Мурат думал, что Марфина доброта имеет дальний прицел. Настанет момент – потребует за нее плату. Долго ждал. Нервировало, что его предвидение не оправдывается. И – вот оно! Принесла проект, авторами которого были она и ее муж! Если б только муж – куда ни шло… Все-таки доктор наук, профессор… Но обнаглеть до такой степени, чтобы предлагать свое там, где служишь! Отклонил, так она пошла к шефу. Через голову своего непосредственного начальника! Вот сука! Тот сообразил, поддержал Мурата… Хотя пару дней пришлось понервничать – гордость бы не позволила остаться на службе, если б тот рассудил по-другому. Рискованный проект предлагала… Правда, удача без риска… Марфа тогда несколько дней пообижалась, походила надутая. Видно было, что только изображает сердитость – делает над собой усилие… А он ту неделю спал без снотворного, и так спокойно было… Жаль, долго она не продержалась: природное радушие прорвало искусственную плотину сдержанности… Ну а то глупое похищение… Она, кажется, и не скумекала, что у него сдвиг по фазе случился… Свой собственный риск Мурат вспоминал все реже. Обошлось, и ладно. Холодный пот прошибал, как только представлял себе, что удалось бы заковать Марфу в наручники… А все-таки без трусов он ее видел! В комнату вошел шеф. Остановился возле Марфиного стола, правой рукой подзадрал сбоку кашемировый свитер цвета спелой вишни – модник! Достал из брючного кармана пачку банкнотов, сложенную вдвое, расправил и, не глядя Марфе в глаза, перепроверил себя: – Я ведь вам еще не давал?.. Та запнулась, прежде чем сказать «нет». Понятно. Кажется, впервые шефу понадобилась подсказка. А то Мурат удивлялся, что тот без видимых бумажек, без ведомостей помнит, кому и сколько причитается черного нала… Если б можно было в один день все раздать, так нет же. По части посещения у них полный бардак: каждый приходит в офис, когда может. Кроме них с Марфой. С часу до шести в их комнате всегда кто-то есть. В понедельник – без Марфы, в пятницу – без Мурата. «Хоть часы по вам проверяй, – усмехнулся как-то Дубинин. – И дни недели». Сам-то живет свободно, расширил грибоедовскую формулу: «Счастливые и дней недели не наблюдают». Но к вольнице – без анархии – легко приноровиться. Не мешает она делу. Вольница – та же демократия… И лишь мужиковатый зам, если не может найти нужного ему человека, вдруг вскипает, орет на весь коридор. Да и тот не со зла. Здешней зарплатой семью не обеспечишь – почти все подкармливаются на стороне. Но никто не уходит. Почему? Ну, ответ очевиден даже информационно продвинутой молодежи, не нюхавшей советской табели о рангах. Уважают заслуженный бренд. Естественно, пиетет испытывают только те, у кого не было неуспешной попытки устроиться к ним на работу или просто посотрудничать – то есть войти в число своих… Почти восемь десятков лет имя конторы на слуху у знающих людей, причастных к их сфере бизнеса. Создает запас прочности. В хрущевское время здесь был негласный центр экономической власти, с которым считались даже на Старой площади. Позже, во время исторических рокировок, с шахматной доски смахнули многие авторитеты. Дзержинского с гранитного пьедестала – подъемным краном, на виду у телезрителей (тогда к экрану приникали все – поток информации, лившийся оттуда содержал микровещества, полезные для ума, – молодая власть не ставила цензурные фильтры, надеялась на свою природную силу). Но многих, тех, кто помельче, уничтожили без какого-либо умысла, не заметив. |